– Василий, прекрати губить птиц! – раздался резкий крик бригадира. – Я тебя спишу на берег.
Кошелев очнулся, посмотрел на Кудеярова глазами полными боли и слёз, хотел что-то сказать, но смолчал, да и так было видно его состояние. Катер ткнулся в берег, и я пошёл домой.
– Коля, рыбы-то возьми, – раздался сзади голос бригадира.
Мысли путались, но ответа не было. Откуда такая озлобленность у парня? Как она у него возникла? Что послужило причиной? В рассуждениях и сомнениях я не заметил, как упёрся в ворота собственного дома. На пороге меня уже ждала мама.
– Сынок, что с тобой? На тебе лица нет, – спросила она.
– Ничего, мама, всё хорошо, – ответил я и пошёл в другую комнату, чтобы остаться одному.
Не раздеваясь, лёг на диван. Перед глазами стоял Васька Кошелев, всегда весёлый и неунывающий, вот он вступился за кошку, в которую ребята кидали камнями, отколотил Юрку Голубева – любителя разорять птичьи гнезда, промелькнул десятый класс. Лица учеников грустны, будто их уже ничего не связывает, особенно лицо Люды Батуриной, дочери председателя колхоза. Но это не так, внутренний мир каждого связан крепкими нитями, своей улыбкой, жестом, мимикой. Людка, улыбающаяся и весёлая, подошла к Ваське Кошелеву и дёрнула его по привычке за волосы. Он улыбнулся, протягивая ей руки, но она со смехом убежала и стала игриво улыбаться Лёвке Прохорову. Тот не удержался и побежал за ней, но она, как быстрая козочка выскользнула и прибежала ко мне. Я взял её за руки и, заглядывая в синие бездонные глаза, погрозил ей пальчиком: не балуй. Лицо Васьки Кошелева перекосилось, как от зубной боли. Это, конечно, не ускользнуло ни от кого. И тут я впервые понял и увидел своего соперника. Несомненно, он даже и себе бы не признался в этом. Я-то, уж точно знал – друг у него превыше всего. К Батуриной тогда подошла Таня Погодина, не очень-то разборчивая в любви, и страстно прошептала ей на ухо:
– Людка, ты колдунья, мне бы так. Все парни от тебя в угаре.
А вечер был прекрасный и грустный, все хорошо понимали, что пути-дороги расходятся. Ночь же была тихая и томная на берегу реки Волги. Лёгкая волна набегала на песчаную отмель, обмывала нам ноги. Мы стояли всем классом, убаюканные теплом родной реки. Плескалась рыба, сверкали бакена. Временами по фарватеру проходили суда. И тогда волна выгоняла нас на берег. Раздавался визг девчонок. Они, держась за нас, прыгали в воду, баловались. Людка не выдержала, шепнула мне на ухо, и мы потихоньку с ней ушли. На самом обрыве, где мы с ней обычно встречались, был огромный валун, обросший мхом и обвитый корнями берёзы. Если бы не она, он, наверное, давно бы упал в реку. Но он не падал. Почему? Здесь была какая-то притягательная сила, не подвластная разуму. От этого камня на нас с Людкой веяло стариной и загадочностью. Здесь Людка становилась серьёзной и строгой. Я не мог к ней прикоснуться. Да я и сам толком не знал, что это такое. Сейчас она вскочила на этот камень, расправила руки и долго, долго смотрела вдаль.