Вечером она съехала, прихватив все
наше «совместное имущество». А утром ко мне явились полицейские по
жалобе хлыщей. Увидев на стене мундир космофлота с наградными
нашивками, блюститель порядка, который поначалу был вполне
агрессивным, стушевался, извинился и исчез. Хотя неприятная
ситуация вроде бы рассосалась, я понял, что моя временная подруга
права – в «цивилизованном обществе» мне делать нечего. Тошно мне
отчего-то в этом обществе. Пора сматываться.
Я купил домик. Только не в
Метрополии, а дома, на Зеленой, близ того городка, где родился.
Хотел обосноваться в домике деда, но он к тому времени уже совсем
развалился. Потому просто купил дом одного из соседей, который за
лучшей жизнью подался в Метрополию. Заниматься я ничем не стал.
Просто жил. Часть денег переводил на счет родителей. Даже не из
особой благодарности - просто откупался от любимых родственников.
Видеть я никого не хотел. Что делал? Гулял по дорожкам вдоль полей.
Когда последствия ранения перестали сказываться, оборудовал дома
спортзал. Маленький, конечно, но все, что нужно там было. Стал
проводить в этом зале долгие часы. Купил себе лошадку. Серую,
спокойную. Катался на ней.
…Все-таки, Зеленая – это очень
красиво. Бескрайняя равнина, прорезаемая неторопливыми реками,
окаймленная невысокими горами. Когда неторопливо едешь цветущим
лугом или по тропинке между полями, кажется, что где-то рядом живет
воля. Мешали только люди, которым воля и простор были совершенно не
интересны. Они жили другим - маленькими, переходящими изо дня в
день делами. Так, как привыкли. Наверное, это было правильно.
Только у меня не получалось.
И в цивилизованном, и в не очень
цивилизованном обществе я чувствовал себя чужим. В город приходил
только за продуктами. Раз в месяц навещал родителей. Братья и
сестра к тому времени уже, как говорится, вылетели из гнезда,
обзавелись семьями и собственным делом. Родители нанимали больше
работников, но моя дотация позволяла им это делать без особого
усилия.
Не могу сказать, что встречи эти были
уж совсем без радости. Но хватало ее минут на пятнадцать-двадцать.
Потом мы начинали откровенно тяготиться друг другом. И, наконец,
через час с не меньшей радостью расставались еще на месяц. Не знаю,
почему так происходило. Родители у меня совсем не плохие. Просто
так вышло, что особо говорить нам было не о чем. То, что было
дорого мне, было пустым для них, и наоборот.