Под конец, ничего не видящий и не
слышащий, охрипший от постоянного крика комок моего измученного
тела, упал с неизвестной высоты, распластавшись по какой-то твёрдой
поверхности, словно налитый на раскалённую сковородку блин.
И я с неимоверным облегчением потерял
сознание. Чтобы проснуться на полу своей комнаты рядом с
разворошённой кроватью закутанным, словно куколка бабочки, в мокрую
от пота простыню.
Сегодняшний кошмар был внеплановым,
если можно так его назвать. Я, с трудом распутавшись и взобравшись
обратно на покинутое ложе, даже календарь проверил на своём
коммуникаторе, привычно не глядя нащупав его на стоящей рядом с
кроватью тумбе. Электронный девайс охотно подтвердил, что на дворе
стояло, а вернее только начинало вставать, раннее утро двадцатого
сентября две тысячи восемьдесят шестого года от Рождества Христова.
До следующего, по установленному неизвестным мучителем графику,
кошмарного полёта во сне оставалось ещё шесть дней, а точнее
ночей.
Каждый новый месяц, проведенный в
этом времени, я «отмечал» вновь и вновь переживаемым во сне
мучительным полётом сквозь жестокое нечто, что с поразительной
методичностью принималось истязать меня, едва я набирал скорость
после «взлёта» с неизвестного аэро- или космодрома.
Причём не важно, сколько дней было в
прошедшем месяце – тридцать или тридцать один. Этот сон регулярно
повторялся в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое число –
именно в тот день, в который меня занесло в это время. Или в этот
мир? С этим я до конца так и не смог разобраться. Да и неважно это
для меня.
Хорошо, когда кошмар посещал меня под
самое утро, почти, как сегодня, и я успевал как следует до него
выспаться. Такое случилось всего один раз из четырёх осуществлённых
мною ранее полётов во сне. Сегодняшний был вторым в серии из пяти
ужасных вылетов.
Хуже было, если приходилось летать в
начале или в середине ночи. Ни разу после убийственного
«приземления» я не сумел заснуть повторно.
И хорошо ещё, что все неприятные,
мягко говоря, ощущения пропадали, стоило мне только открыть глаза.
Но память-то о них никуда не девалась, терзая ещё некоторое время
моё тело фантомными болями. «Интересные» ощущения приходится
испытывать при этом: с одной стороны мозг понимал, что проснувшееся
тело уже не болит, а с другой – только начинающее отходить ото сна
сознание твердило, что ничего для него ещё не закончилось.