И лишь гораздо позднее, во время представления «Каприччио» в Вене, Эдма Боте-Лебреш вспомнит этот миг, этот голос и решит, что, наконец, осознала все связанное с этим плаванием. А пока что, погрузившись в иные, гораздо более банальные воспоминания, извлеченные из глубин памяти, она появилась на палубе в бананового цвета брючном шелковом костюме, с которым изысканно контрастировал намотанный на тощую шею темно-синий платок, и тут Эдма окинула взглядом обе палубы, корабельные трубы, мостик, толпу и плетеные кресла, тем самым «проницательным» взглядом, что так славился в ее узком кругу, взглядом собственницы, но собственницы, преисполненной сарказма. Словно по волшебству оказавшись во власти того, что сама Эдма называла своей «аурой» (ибо она и впрямь обладала некоей силой, способной по ее желанию привлечь внимание присутствующих), кое-кто из собравшихся на палубе повернулся лицом к «грациозно-стремительной фигурке, столь элегантно одетой… и против света кажущейся совсем юной, невзирая на возраст», как мысленно охарактеризовала себя Эдма. И, улыбаясь своим преисполненным энтузиазма подданным, милостивая королева Эдма Боте-Лебреш начала спускаться по палубным сходням.
И первым, кто поцеловал ей ручку, был юноша в джинсах, необычайно красивый, быть может, даже чересчур. И, само собой, его представил тут же оказавшийся Чарли Болленже, успевший за последние десять минут влюбиться без памяти.
– Мадам Эдма Боте-Лебреш, позвольте представить вам месье Файяра… Андреа Файяр… Андреа!.. – воскликнул он, открыто, самозабвенно и разом преодолев все барьеры, расставленные жестоким обществом между ним и этим неизвестным молодым человеком. – Полагаю, что я вам еще о нем не рассказывал, – добавил Чарли слегка извиняющимся тоном.
Чарли Болленже и правда приносил извинения – за то, что не сумел предвидеть своей внезапно вспыхнувшей страсти к этому молодому человеку и потому не предупредил о своей страсти Эдму, точно в этом заключался его долг перед ней. На ее губах мелькнула снисходительная улыбка, он поблагодарил ее взглядом, находясь в абсолютно здравом уме, хотя оба действовали абсолютно бессознательно.
– О да, – кивнула Эдма, любезно, но слегка покровительственно, словно желая сказать: «Ладно, Чарли, он ваш. Только следите, чтобы до него не дотянулся никто другой, ибо вы его обнаружили первым». – Как же! Вы случайно не Андреа Файяр из… из Невера? Правильно? Дорогой мой Чарли, никогда не вздумайте говорить, будто у меня плохая память, – закончила она с нервным смешком, повергнув молодого человека в изумление.