День тянулся за днем. Менялась местность. Она становилась все
гористей, поля понемногу исчезали. Леса становилась больше. Даже
дикая жара от двух солнц, кажется, сходила на нет. Зато появился
голод. Страшный осознаваемый голод. Я мечтал о пицце, о жареном
куске мяса, картошке. Я мечтал о любой нормальной еде. Когда Руонм
поймал вполне земного вида ящерку, то вечером, после того, как все
легли спать, мы ее потихоньку разодрали и съели сырой. Чтобы не
отупеть, старался быстрее учить язык. Тихим разговорам охранники не
мешали. Я, судя по всему “приписался“ к данной телеге, так как мы
вместе с Руонмом и Ойлой, тем самым полным, блюющим бородачем,
пытались ухаживать за больными. Многие из тех что ехали с нами,
умерли в течении полутора недель. За ними пришли другие. И только
этот, поначалу выглядевший хуже всех, бородач, дико похудев,
все-таки выжил. Тех, что выздоровели, в основном отправляли в
остальную колонну. Не считая нас троих, за телегой шли еще шестеро,
и один-единственный кто ехал в телеге постоянно—безногий тип,
которого ранее я неимоверным образом не заметил. Иногда кому-нибудь
из нас, как правило, выглядевшему хуже остальных, позволяли ехать с
больными. Иногда парочке. Мне тоже удавалось проехаться. Слабое
тело часто подводило, и хотя Руонм и Ойла пытались мне помогать,
сами они хирели с каждым днем.
Помимо общения, попыток добыть пропитание сверху нормы, я
занялся телом. Про физнагрузки говорить не приходится: все, что
сверху упадет, да те же отжимания переломят мне спину. Калорий было
явно не достаточно. Однако растяжка, медленная аккуратная в виде
йоги, утренняя и вечерняя разминка явно пошли на пользу этому телу.
Руками шевелить стало как-то и легче даже. Особенно после того, как
зажили запястья и лодыжки. Не обмотав по примеру других тряпьем эти
места под кандалами, я получил весьма стремные натертости, судя по
всему, чудом избежав заражения крови. Помогли и попутчики, тот же
Руонм, найдя, после очередного похода за валежником, какую-то
травку, не съел ее, а, разжевав, помог втереть в раны. И, даже не
смотря на грязное тряпье, намотанное сверху, рана затянулась. Хоть
и не быстро.
Это тряпье, кстати, нешуточно привлекло мое внимание. Грубая
нить, структура, как у старых мешков из под-картошки навеяли
интересную мысль. После очередного обеда я вызвался помыть котел,
ведь так как ели кандальники последние, то и мыть должны были они.
Хотя я видел, что охрана обязательно ополаскивает их утром. Крайне
непопулярная задача. Хоть мы и останавливались у водоемов, в них
мыть было запрещено, видимо, чтобы не утопили. Нужно было таскать
деревянные ведра, песок, драить, что и так слабых людей делало еще
слабее. В общем, увидев меня, стоящего возле котла, местный
раздатчик явно удивился. Обычно на котлы либо назначали, либо
определяли последних кушавших, и, хотя очередь строго соблюдалась,
были такие кто готов был слизывать объедки с самого котла.
По-видимому, у людей текла крыша на фоне недоедания. Хотя судить их
сложно, мне бы со своей разобраться. Мотнув головой в сторону
ведер, кашевар отошел, а я принялся за дело. После третьего ведра
обнаружил рядом с собой Ойлу и Руонма, которые, странно на меня
смотря, принялись помогать. Пока мы вычищали наш котел, из
остальных торопливо доедали местные нехваты. На все про все ушло не
менее часа. Заодно посмотрел на свое лицо. Мальчишка еще вроде
европеоид. Лицо узкое, а скулы широкие. Своеобразный, короче. И
глаза голубые. Не мои, в общем. Ну, за неимением гербовой как
говорится... После захода луны мы сдали котел кивнувшему нам
кашевару и двинулись в сторону своей телеги. Мне все-таки повезло:
не на земле приходилось спать.