Это ее, Изабели, нежная прекрасная грудь, это ее живот, это ее бедра. Это тело ее бедняжки-сестры. Оно надето, как платье, на бедную Анну. Под ним не видно ее, настоящей; не заметны ее короткая искривленная нога и мучения по этому поводу, не видны ее любовь к Королю – и ее стыдливое раскаяние в своих чувствах к этому жестокому чудовищу. Ничего не видно, убеждала себя Анна, вся трепеща. Но помогало это мало.
Опуская взгляд, она видела прекрасное обнаженное тело – и оно дрожало от громких ударов ее собственного сердца. Время тянулось мучительно долго, Король раздевался неспешно. С каждой расстегнутой на бархатном черном камзоле пуговицей, с каждой вещью, брошенной на пол, Анна вздрагивала и едва не скулила от страха. Горячая кровь бросалась ей в лицо, и девушка обмирала, словно на ступенях эшафота. Но она вынуждена была покорно и молчаливо стоять, ожидая своей участи.
Король неспешно стаскивал с себя одежду, пропахшую осенним дождем и палой листвой, а Анна едва сдерживалась от того, чтобы закричать от страха и лишь крепче закрыла глаза, притворяясь равнодушной Изабелью. То, что Король раздевался – и девушка с ужасом поняла, для какой именно цели, - говорило только о том, что Изабель ему отдали. Подарили. Вручили, как вещь. Король дал свое твердое слово, что возьмет ее, что женится – иначе его не пустили бы сюда, в тайную комнату, где Старый Ворон растил свое сокровище. А значит, он уже завладел всеми правами на нее точно так же, как сейчас овладеет ее телом…
И новоиспеченный жених может с нею делать все, что ему вздумается – строгий отец не спросит за пару синяков, появившихся на белоснежной коже королевской невесты, если они вдруг появятся. Анна крепче сжала зубы, чтобы не разреветься в голос, понимая всю невыгодность своего положения. Ценой своей невинности она должна охранять жизнь отца – ведь одно слово, один вскрик это подписанный ему смертный приговор.
Король, скинув с плеч белоснежную сорочку – странная чистота, прячущаяся под чернильной темнотой его богатой одежды, - чуть поморщившись, прикрыл зеленые глаза, с трудом перевел дух, словно бежал, долго бежал, и сейчас ему нечем дышать.
- Это хорошо, что ты покорна, - его голос хрипнул, когда его тонкие пальцы распускали ряд крохотных пуговок от ворота, украшенного тонкими белыми кружевами, груди. – Я люблю покорных…