Не важно, какие мотивы двигали этим человеком. Халатность ли, осторожность ли. Он не мог не понимать, чем Самохин рисковал. И чёрт бы с ним – со стареющим нотариусом. Но то, что он не внял гласу разума, не смог обеспечить безопасность Кудрявцевой, перечёркивало и хорошее отношение и подспудную веру в жёсткого, но справедливого Любимова.
Самохин по-прежнему не верил и Никите Репину. Да и вся их семейка – странная. Но туда ему не подобраться: слишком мощные границы, а доступ – только для избранных.
Дмитрий Давыдович не передал записку от Любимова. Не смог. Потому что сейчас считал, что Андрей Ильич потерял возможность не то, чтобы девушку красть у судьбы, но и находиться рядом. Не достоин. Да, Самохин не любил компромиссов. Уже не любил и старался их избегать. Слишком много возни.
Да и сама записка – смех один. Дикий пафос. Собачья чушь. Он не думал, что Любимов способен написать подобное дерьмо. Пустить пыль девчонке в глаза – много умений не нужно. К сожалению, неискушённые девицы очень падки на подобные жесты и громкие слова. Может, поэтому он решил и поговорить, и ударить больно. А без этого – никак.
– Заходи, Ива, – говорит он, как только в дверь робко стучатся.
Она заходит осторожно. Она всегда так ходит, словно боится рассыпаться. Впрочем, он знает её тайну. Кудрявцев говорил. И поэтому тоже он не может подвести друга.
– Здравствуйте, Дмитрий Давыдович, – Ива улыбается робко, но открыто.
Какая сложная судьба. И как много ей ещё придётся испытать. Чёрт побери, он ничуть не лучше Любимова, если думает о судьбе.
– Присаживайся, – машет он рукой в сторону офисного стула. Мягкий, чёрнй, бездушный. Похожий как две капли воды на своих собратьев.
Самохин барабанит пальцами по столу, не зная, с чего начать. Он не стучит громко, а будто касается клавиш на пианино – почти невесомо. Это внутренний ритм. Совсем не обязательно его показывать перед другими.
– Я так понимаю, вы ничего не стали делать с отцовскими деньгами. Не получили их. А зря. Думаю, нужно заняться этим. Оформить всё, как положено. А потом я бы посоветовал уехать отсюда. Подальше. Вы, кажется, собирались в клинику? В Германию? Самое время вылечиться и начать новую жизнь.
Ива смущается. Краснеет до слёз. Бедная девочка. Не привыкла, чтобы вот так обсуждали её положение.