Но в тот день – не зашла.
В те минуты, когда я сидел за
дурацким оранжевым столиком и цедил дрянной кофе из пластикового
стакана, она, похоже, уже добралась до дома. И, если я хотел
переговорить с ней – мне лучше было бы поторопиться. Время было
позднее, и после тяжелого трудового дня она наверняка собиралась
лечь спать пораньше.
Но я, вместо того, чтобы перейти на
другую сторону улицы, подняться на четвертый этаж и постучаться в
её дверь, сидел в этой забегаловке и тупил. По-другому и не
скажешь. Я пытался придумать, что я ей скажу, с чего начну… Но в
голове – будто пустыня, и перекати-поле время от времени мимо
прошмыгивает.
Это состояние не покидало меня уже не
первый день. Даже в самолете не мог уснуть – таращился в
иллюминатор и думал.
Вспоминал.
Наша с Лорой главная проблема,
наверное, была в том, что мы слишком рано поженились. А рано
поженились мы из-за Хелен. Классическая история – неожиданная
беременность, шок, скандалы с родителями невесты. С моими-то
проблем не было – они погибли, когда мне было шестнадцать. Я рано
стал самостоятельным. А в двадцать один и вовсе стал отцом.
Хотя, вру. Отцом я так и не стал. С
тем же успехом можно называть таковым донора из клиники
искусственного оплодотворения. Свои не самые удачные гены – вот и
все, что я смог дать Хелен.
Смог или захотел? Сложно сказать.
Если бы была возможность вернуться в прошлое и поговорить с собой
тогдашним… Черт, да я бы, пожалуй, мало что смог сказать. Просто
разбил бы морду этому тупому говнюку.
Хотя… Можно подумать, с годами я
особо изменился.
Все-таки все эти разговоры про то,
что с возрастом человек становится мудрее, терпимее – чушь собачья.
Кто-то, может, и умнеет, конечно. Но большинство – просто
становится старше. А по сути – не меняется. Молодой дурак – старый
дурак. Молодой подлец – старый подлец. Все едино.
Муж из меня, как оказалось, не
намного лучше, чем отец. Но, по крайней мере, Лора продержалась
целых шесть лет. И больше половины из этого срока меня попросту не
было рядом.
Сразу после полицейской академии я
ушел работать на улицы. И не куда-нибудь, а в Восточный Бруклин. В
те годы он в очередной раз завоевал право называться самой
отвратной дырой во всем Нью-Йорке. Копы на патруле там
передвигались, не снимая пальца со спускового крючка. И, помимо
штатного бронежилета, увешивались чуть ли не экзоскелетной броней.
Но все равно гробы, прикрытые государственным флагом, выносить
доводилось регулярно.