Отчасти, этот подвиг мне удался, и моему
помутневшему взору предстала прощальная картина этого мира –
огромные серые когтистые лапы со странными металлическими
браслетами, похожими на средневековые колодки, разрывали задний
борт многострадального «Транзита» будто тонкую фольгу. Внутрь
салона щедро брызнуло стеклом, но я уже без сил повалился обратно.
В голове оглушительным набатом билась застоявшаяся кровь, не находя
себе выхода.
«Определённо, не медведь», – успел я мысленно
классифицировать неведомого ночного зверя и провалился в липкую
темноту.
В себя мне довелось приходить
по-разному. Иногда резко – по зову службы, начальства или
собственного организма после очередной безудержной пьянки. Иногда
процесс прощания с грёзами затягивался, особенно в короткие
выходные. А бывало, очухивался я уже на ногах, наполовину кое-как
одетый или не пойми с кем в обнимку, без малейшего понятия, что
вообще происходит.
После же участившихся в последнее
время приступов момент пробуждения напрочь стирался из памяти –
вставшие набекрень мозги ещё не успевали вернуться на прежнее
место. Но только не в этот раз. Я чётко помнил, что плыл куда-то в
звенящей пустоте, словно астероид в космосе, а со всех сторон
вместо звёзд на меня не мигая смотрели десятки тысяч глаз, горящих
алым светом. От этих явно недобрых взглядов было не по себе, но
деться от них было некуда, в какую бы сторону я не двигался.
Сколько продолжалось плавание – трудно сказать, антураж никак не
хотел меняться. Один лишь звон постепенно нарастал, пока не
оборвался звуком лопнувшей струны.
И я очнулся.
Вокруг тихо, лишь иногда доносятся
странные звуки – то ли хлюпанье, то ли чавканье. Где-то на
периферии сознания это вызывало беспокойство, но вот почему?
В многочисленных медицинских
учреждениях, где мне довелось побывать, по прибытию обратно в
реальность обязательно уточняли, насколько хорошо моё самочувствие.
По десятибалльной шкале.
Сейчас, как ни странно, было на
четверочку. Прохладно, даже как-то зябко. Во рту сушь, как после
ночного загула, многострадальная голова тихо потрескивала, но в
целом куда лучше, чем накануне… Так, стоп!
Я настолько резко приподнялся, что
даже привычные круги перед глазами не рискнули показаться. Первое
что увидел – задних дверей у машины больше не было, лишь
топорщились лохмотья металла в районе петель. Вот откуда такая
морозная свежесть в салоне, я-то в одной больничной пижаме на голое
тело. На улице, судя по коротким теням, стоял самый, что ни на
есть, полдень. Видневшаяся часть дороги, по которой мы ехали
накануне, слегка присыпана лимонно-жёлтой листвой с осин, стройным
рядочком стоявших за обочиной. Через метров двести полотно
сворачивало и терялось из виду. Ни одной машины в поле зрения.