- Не пойду я никуда из своего родного дома! - голосила весьма
бодрая на вид старуха.
Ар увещевал ее, упрашивал, обещал, что как только вопрос с
туманом решится, она сразу же сможет вернуться. Но знахарка была
непреклонна.
Зло цыкнув сквозь зубы, командир дал команду: уходим.
Я понимал его: жизни тридцати мирных жителей важнее жизни одной
упрямой старой женщины. В конце концов, у каждого должно быть право
выбора.
На следующем привале, для которого пришлось долго искать
подходящую поляну, я снова подсел к Якову. В этот раз уйти он не
пытался, даже нехотя кивнул. Решив считать это хорошим знаком,
снова заговорил с ним:
- Парень, где твои родители? Почему ты один?
Яков весь съежился, а рукава натянул так сильно, что я отчетливо
услышал треск ткани.
- На, сначала съешь, а потом расскажешь, - протянул пацану
галету, давая ему привыкнуть к мысли: ответить все же придется.
В этот раз сухое печенье исчезало медленно. Яков откусывал по
маленькому кусочку, видимо, рассчитывая, что сможет растянуть его
на все время привала. Хмыкнул, но комментировать не стал.
В конце концов, бедная галета все-таки оказалась в желудке
Якова. Я молча ждал.
- Папку не ведаю, мамка недавно померла, - пробубнил пацан, не
поднимая на меня глаз.
- И что, ты жил совсем один? – изумление скрыть не удалось.
- За мной обещалася мамкина сестрица двоюродная приехать
намедни. А вы усё перепортили! – огрызнулся Яков.
Внезапно я осознал, что мальчишка плачет.
- И васче, не хочу я с вами ватажиться! – сорвался, как
натянутая тетива, и улетел, сверкая пятками.
Останавливать не стал. Уверен, он ко мне еще сам подойдет, когда
поймет, что я ему не враг. Каждому ребенку нужен кто-то взрослый
рядом.
К третьему поселению мы шли уже в темноте. Я видел, что командир
колеблется, и понимал его. Если нас встретят дружелюбно, мы сможем
поспать в человеческих условиях: на сеновалах, в банях, а особые
везунчики - в избах. Но если люди будут настроены против нас,
возникнут трудности, к которым мы, уставшие и запыленные, сейчас
просто не готовы.
Ар принял решение не рисковать, поэтому мы разбили лагерь в паре
километров от поселения. Каждый занялся своим делом: кто-то
мастерил шалаши для мирных жителей, кто-то ушел на поиски воды,
кто-то набирал хворост для костров, кто-то варил похлебку.
Я разжигал костры. Было в этом занятии нечто, что манило и
притягивало меня. В прошлой жизни я никогда вручную не разжигал
огонь, как-то не доводилось, а здесь, раз попробовав, просто не мог
остановиться. Только что было холодно и темно, а через несколько
минут по дровам уже пляшут языки пламени - ярко-оранжевые,
обжигающие. Это ли не магия?