Дело о Медвежьем посохе - страница 20

Шрифт
Интервал


– Никого мы там не разоблачали, – Родин скорчил неприязненную гримасу, – это была спасательная экспедиция с научным уклоном, абсолютно аполитичная. Мы исследовали вырождающиеся племена Амазонки и параллельно искали средство от одного… кхм… странного недуга… Но в первую очередь нашу группу, разумеется, интересовали артефакты.

Георгий решил не вдаваться в подробности долгого Ириного путешествия по скрытым от человеческого глаза мирам, со стороны напоминающего банальную кататонию, поскольку незнакомому с ситуацией человеку все это могло показаться сущим мракобесием. Что неудивительно: группа ученых не может исцелить одну-единственную женщину и не придумывает ничего лучшего, кроме как обратиться к немытым необразованным аборигенам с кольцами в носу, проживающим к тому же на другом конце света! Позор, да и только. Потому Родин посмотрел на Рабинова недоуменно и вопросительно: мол, сенсации я тебе не расскажу, будешь слушать про скучные артефакты? Но газетчик, казалось, совсем не расстроился от того, что его лишили увлекательного сюжета со шпионами, и закивал:

– Ну да, ну да, конечно. Научный уклон. Очень интересно! Очень!

И Георгия захлестнули воспоминания. Начав с древнего сказания индейского племени карихона о войне двух племен, кулоне в виде золотого сердца и бедах, которые он принес, Родин продолжил злоключениями его команды. Рабинов едва успевал записывать, но молодой врач уже совсем не обращал на него внимания: у него перед глазами стояли непролазные амазонские заросли, жуткие люди с крокодильими головами, бесповоротно мертвый жабий колдун, неправдоподобно красивые смуглокожие амазонки, старуха Кай-Маа с полным гнилых зубов ртом и черный, как сама бездна, колодец. Бездонный индейский колодец, который едва не забрал их жизни, но то, что он им дал в итоге, стоило гораздо дороже… Впрочем, эта история уже не для саратовской газетенки, а скорее для мемуаров клана Родиных.

От воспоминаний Георгия пробудил стук в дверь. Сестра милосердия Анюта, давно и безнадежно влюбленная в самого красивого и благородного доктора во всем Старокузнецке (и даже, скорее всего, за его пределами), заметила, что презираемый всеми журналюга явно злоупотребляет гостеприимством, и решила спасти ситуацию. С уставленным чашками и блюдцами подносом она бочком вклинилась в дверной проем и заботливо закудахтала: