Игорь Максимович замер.
- Но-о… - недоверчиво протянул он. – Как же… вы?
- Девчонки помогли, одноклассницы, - тепло улыбнулся я, решив не
упоминать Маринку. – Спасли наложением рук! Так что… «Подзарядили»!
Месяца два маялся, даже царапину заживить не мог. А потом… - в
памяти услужливо всплыли яркие воспоминания о «чистом цехе». –
Встретился мне один интересный человек… Его мучил избыток энергии
мозга, а меня – нехватка…
- И вы с ним поменялись! – Котов радостно потер ладоши, и
крякнул в доволе. – Вот теперь мне все понятно! А то, я уж думал…
Ну, не важно. И что, много вам перепало?
- Даже слишком! – хмыкнул я. - Первый раз в жизни поднял предмет
силою мысли! И не шесть спичек, а телефонную трубку. Потом даже в
будущее заглядывал. На несколько минут, на полчаса…
- Ого… - уважительно затянул Игорь Максимович. – Это много. А
сейчас как у вас с телекинезом?
Я поймал красный лист клена и положил к себе на ладонь.
Напрягся, но резной листок даже не шелохнулся.
- Никак… И видения будущего меня уже полгода не посещали.
- И не посетят, - наметил улыбку Котов. – Но это, по вашему
выражению, нормально. Знаете, Миша, я хоть и технарь, но всегда
интересовался биологией, психофизиологией, генетикой… Горел
желанием разобраться в себе, понять, что же во мне тикает! Помню,
весной сорок пятого всю нашу «шарашку» отправили в Германию за
трофеями. Мы собирали брошенную или битую радиотехнику - аппаратуру
зенитных ракет «Вассерфаль», радары «Фрейя» и «Ягдшлосс». Добыча
была знатная! И вот однажды нам попалась колонна немецких «Опелей»,
угодивших под бомбежку. По всей дороге, помню, раскидало ржавые
ящики, битком набитые папками с самыми грозными печатями Третьего
рейха. Мы сначала думали, что там что-то военное, важное для наших
– тогда как раз штурмовали Берлин, - а оказалось, что в грузовиках
везли документы эсэсовского института «Аненербе». Его курировал сам
Гиммлер, а у рейхсфюрера голова была забита бреднями об истинных
арийцах. В «Аненербе» и чистотой расы занимались, и мистику
разводили, и даже экспедиции отправляли на поиски Святого Грааля
или Шамбалы. Но я-таки нарыл одну занятную папочку… Помню эти
серые, шуршащие листы с пропечатанным орлом, закогтившим свастику…
Это были протоколы обследований людей с врожденной силой «вриль» -
с той самой энергией мозга, Миша! Нашим наказанием и нашей
благодатью… - он задумчиво потер гладко выбритую щеку. - Я почему
вспомнил дела давно минувших дней… Те документы до сих пор хранятся
у меня в сейфе, а в них с немецкой дотошностью выписаны «истории
болезни» более сотни реальных людей – немцев, индусов, арабов,
славян, проходивших под грифом «Метагом». Ну, это что-то вроде
«за-человек». И все они такие же, как мы! И маялись точно такими же
проблемами! Уже после войны я приезжал в Карл-Маркс-Штадт, где
встречался с Бруно Кренцем. В сорок третьем он отказался
сотрудничать с «Аненербе», и его принудили подпитывать своей силой
разных, там, высоких чинов. Заставляли с помощью гипноза и
электрошока, давили морально, причиняя боль девушкам или детям в
его присутствии. Мол, не хочешь слышать, как юная фройляйн кричит,
заходится от боли? Ну, так поделись энергией со штандартенфюрером
СС, и мы ее отпустим! А когда Сила в Бруно иссякла, его бросили в
концлагерь. Кренца ждали побои, издевательства и неизбежная топка
крематория, но он встретил Ганса Вайссмюллера, такого же, как он
сам, метагома, только латентного, не имевшего понятия о своем даре.
Или проклятии – это уж кому как. Вайссмюллер страдал от переизбытка
энергии мозга, она причиняла ему массу неудобств, и Бруно
«разрядил» товарища. Они бежали в тот же день, выйдя за колючую
проволоку в полосатых робах, а эсэсовцы зиговали им, принимая за
генералов… Кренц рассказал мне, как обезоружил унтера, стоявшего в
паре шагов от него. Протянул руку – и пистолет-пулемет, висевший на
унтер-офицерской шее, поднялся в воздух, да и перелетел к новому
хозяину! А весу в МП-40, между прочим, пять кило…