- Да там смотреть не на что! – фыркнул я. – Личинка запеленутая!
А Инка… Инка счастлива.
Рита обхватила мою шею руками, и приблизила лицо вплотную.
- Я тоже очень, очень счастлива, - серьезно и тихо вымолвила
она. – Каждый день, каждую ночь. Просыпаюсь, а ты рядом! Мой! И
сразу хочется визжать, как в детстве, и смеяться, и болтать ногами!
Ой… - девушка замерла, бледнея и тараща глаза. – Я, кажется… -
пролепетала она. – Ой, вот опять! Я взяла твою мысль, да?
- Не знаю, - мои губы дернулись в улыбке. – А что я подумал?
- Что любишь меня… - Рита зарумянилась. – «Прелестью» назвал, и…
«любименькой»…
Я теснее прижал ее к себе, и прошептал на ухо:
- Поздравляю, ты стала ридером!
Меня и самого эмоции захлестывали. Пусть и рядом совсем,
вплотную, телом к телу, но Рита уловила-таки таинственную эманацию
мозга! Я смутно представлял себе, каково это – жить с девушкой, от
которой у тебя не может быть тайн, но в том заключалась и пикантная
приятность…
«Люблю тебя еще сильней!» - подумал я, напрягая волю.
Рита вздрогнула, и ослепительно улыбнулась.
- Я тоже люблю тебя! Сильно-пресильно!
Воскресенье, 13 ноября. День
Париж, Рю де ла Мар
Генерал-лейтенант Питовранов не любил мундиров, предпочитая
удобную одежду штатского. Правда, костюмы он предпочитал шить в
Лондоне, когда удавалось попасть на туманные берега Темзы.
Как «человека Берии», его обошли званиями и чинами, не слишком
разбираясь в сложной системе госбезопасности. Андропов выдвинул
Питовранова? Или Питовранов выдвинул Андропова? А все зависит от
выбранной системы координат…
«Ю Вэ поддерживал Е Пэ», - усмехнулся Евгений Петрович, и
поморщился. Бельвиль меньше всего напоминал Париж – тут арабов
развелось, как в Касабланке, а об руку с мигрантами пришли грязь,
беспорядок и азиатчина.
Хотя никто, кроме Хромого Али, не умеет так готовить кофе.
Питовранов устроился в плетеном кресле в углу, и толстенький
сириец подкатился тут же.
- Кофе, мсье Эжен? – засиял он.
- И круассан.
- Сей секунд!
И трех минут не оттикало на часах, а чашка кофия уже исходила
бесподобным ароматом. Прихлебывая, Е Пэ благодушно разглядывал
прохожих за окном, провожая взглядом парижаночек помоложе, когда
жгучего вида молодчик подсел к нему за столик.
- Ты как всегда бесцеремонен, Амаззал, - усмехнулся генлейт.
- Натура такая! – засмеялся молодчик. – Французы – наглецы, но
они теряются, когда я сам им хамлю. А русские могут и в морду дать!
Вот за это я вас и уважаю…