Она говорила искренне. Я прислушался к себе.
— Если это язык слов, то мне достаточно приятно, но я бы пережил
без него.
— Отлично, идём дальше. Как-то на очень сложные переговоры
являются два дипломата. Оба хороши в работе, оба блюдут интересы
своей страны. Переговоры длятся неделю. Оба не могут договориться.
И один из них уведомляет другого: ему нужно на небольшое время
уехать, чтобы сопроводить супругу в оперу. При последующем
разговоре выясняется, что оба дипломата адово ненавидят оперу, но
очень любят своих жен. Настолько, что готовы высидеть с ними весь
вечер, только чтобы супруге было хорошо. Через два часа все
переговоры были окончены к удовольствию всех сторон и
удовлетворению всех требований.
Я засмеялся, представив описанную чудо-картину.
— Это тоже не мой способ. Я не хотел бы таких жертв. Если ему не
нравится опера, неужели нельзя было пойти одной?
— Вообще было нельзя, — ее лицо стало чуть строже. — В некоторых
странах женщина не может появляться в центрах культурного
притяжения без мужчины или сопровождающей старшей женщины.
Современные японки, к счастью, живут в двадцать первом веке, однако
некоторые нюансы, увы, сохраняются. Поэтому или в оперу идут оба,
или она сидит дома.
— Это меняет дело, — я был неприятно удивлен поворотом. — Однако
же это всё ещё не мой язык.
— Продолжаем, — она достала из кармана небольшой брелок в виде
пельменя гёдза. — Я недавно была проездом в городе, где очень
гордятся своим особым рецептом теста. Но мне показалось, что везти
обычный пельмень по жаре — плохая идея. Поэтому я купила тебе
маленький подарочек.
Она протянула руку и вложила каменную пельмешку в мою
ладонь.
— Я чувствую некоторую признательность за то, что ты вспомнила
обо мне, когда была в путешествии, и на этом всё.
— Тоже не твоё. Осталось два.
Она обошла меня и, встав сзади, начала гладить коготками мою
спину. По коже побежали крупные мурашки. Уэно обняла меня, положив
руки на ремень, и начала перебирать пальцами по ширинке джинсов. Я
очень хорошо понимал намеки и переместиться в горизонтальное
положение был не против.
Я смотрел на лежащую рядом Уэно и — немного с сожалением —
особенно на ее ключицы, откуда уже сошла переводная татуировка.
Девушка достаточно быстро призналась, что нанесла ее как раз в
рамках подготовки к спектаклю, вживаясь в роль Царевны-лягушки. Я
не то чтобы чувствовал себя обманутым, но почему-то не захотел
делиться с ней причинами, по которым эта стрела интересовала меня
до такой степени.