— А уж за пойло дерет!.. —
оглянувшись, прошептал босмер.
— И ничего тут не поделаешь, —
вздохнула рыжая Соттильд. — Императору акциз плати, Дому Хлаалу
плати, вот Бакола и крутится… за наш счет.
— А что же это, — опомнился Араторн,
— мы при ней, как при родной, разговариваем? А, Хабаси?
Хаджитка подбросила полешко в очаг и
сверху вниз заглянула Аррайде в глаза:
— Мы воры. Но всегда берем, сколько
нам нужно, не больше, и уважаем человеческую жизнь. К тому же, в
отличие от Камонна Тонг, нам все равно, человек ты, босмер, хаджит
или аргонианин. Хочешь быть одной из нас? В Гильдии бывали особы
весьма знаменитые…
— А главное, — босмер подмигнул, — не
рискуешь однажды проснуться без кошелька.
Аррайда поморгала:
— И вы не боитесь, что я сейчас
кликну стражника?
Рыжая Соттильд ухмыльнулась:
— Да мы такая же гильдия, как и все.
И налоги платим. До последней «дракошки».
— Очень немаленькие, — Сладкие Губки
гордо вскинула мохнатый подбородок.
— Кроме того, — надулся Араторн, —
все равно никто тебе не поверит. Мы почтенные обыватели, это хоть
Бакола подтвердит. А ты кто?
— А еще, — нежно улыбнулась Соттильд,
прищурив правый глаз, — ни один стражник в здравом уме в «Южную
Стену» не полезет. Ну так как?
Замороченная девушка кивнула. От
суджаммы у нее гудело в голове и хотелось спать. Силой она
заставила себя подняться на ноги. Воры переглянулись. Хабаси чуть
заметно дернула ушастой головой: пусть идет. Босмер, ворча под нос,
на всякий случай подался следом.
Гроза прекратилась, но дождь все еще
лил, как из ведра. И по дороге к дому Косадеса Аррайда снова
продрогла и вымокла до нитки, а прилив сил, вызванный суджаммой,
окончился. Девушка робко постучала, и поскольку никто не открыл,
уселась на крыльце, подтянув колени к животу и обнимая руками, чтоб
хоть чуть-чуть согреться. Аррайда почти заснула, когда ее потрясли
за плечо.
— Нельзя тут спать.
— Издеваетесь? — Аррайда зевнула и
протерла глаза. Над ней склонился человек в непримечательной
одежде. Седой венчик волос охватывал лысеющую голову, но на круглом
лице не было морщин, а глаза — то ли желтые, то ли зеленые —
глядели остро.
— То есть, конечно, можно… Только
проснешься в тюрьме. Хлаалусцы не терпят, когда на их улицах спят
бездомные нищие.
Девушка вскинула подбородок:
— А я все равно не уйду. Мне Косадес
нужен. У меня письмо.