Несколько раз мы приземлялись в населенных пунктах, где я помогал выгружать почту, снова взлетали, и я опять не мог оторвать глаз от завораживавшей меня картины, пока вдруг во время очередного перелета пилот прокричал, наклонившись ко мне: «Ты не бойся, мы сейчас падать будем, у меня элероны отказали». Честно говоря, я не очень ему поверил, но прилив адреналина почувствовал. Мой летчик как-то спланировал и ухитрился посадить самолет на совхозном поле. Когда мы вышли из машины, он спросил меня, понимаю ли что-нибудь в гидравлике. Я признался, что имею смутное представление об этом предмете, поскольку мы лишь недавно начали его изучать. Поковырялись мы с ним в кранах и гидроцилиндрах привода элеронов, но ничего не смогли сделать. Денег за перелет он с меня не взял, посоветовал добираться самостоятельно, а сам отправился звонить, чтобы прислали техничку. Я дошел до полевого стана, как сейчас помню, совхоза имени Калинина, там опять девочки из пищевого института – накормили, напоили, утром посадили в машину, шедшую до Краснознаменки. Вскоре добрался до своей бригады.
В мое отсутствие привезли новые полотна для комбайна, я их поставил, но остался без руководителя, поскольку мой комбайнер уже работал на другой машине. Мне бригадир предложил самому сесть за штурвал. Я взял в помощники своих ребят, и в дополнение к тем 150 гектарам ржи, что было убрано до поломки, скосил еще 250 гектаров яровой пшеницы. Комбайн был прицепной, меня таскал тракторист из механизаторов, с которым мы время от времени менялись местами, работали практически круглосуточно, лишь на 3–4 часа заезжая в бригаду, чтобы передохнуть. Попеременно с помощником спали прямо в бункере, не прерывая работы, а когда что-то ломалось или мы приходили в совершенное изнеможение, ездили отсыпаться в свои бараки.
За рулем комбайна
…и за рычагами трактора
Пишу готовили в бригаде. Наша повариха Поля мне очень симпатизировала, хотя была значительно старше, и подкармливала. Кусок хлеба с маргарином – самый вкусный деликатес. С чаем, правда, возникла проблема. Поначалу мы его пили из металлических кружек, потом они попортились или порастерялись, и нам пришлось пользоваться стеклянными банками из-под семипалатинской тушенки из конины. А эти банки имели неистребимый запах одеколона «Ай-Петри», который вместо вина и водки пили механизаторы. Во время уборочной страды царил «сухой закон». До начала уборки мы ездили за 100 километров куда-то, чтобы привезти ящик водки. На 50 человек – это была ерунда, конечно, мы же не напивались, а так, для удовольствия. А механизаторы пили хорошо, и за неимением водки шел в ход одеколон. Этот запах я запомнил и возненавидел на всю оставшуюся жизнь.