Мама, почему ты не дала ему закончить? Я видела, что это было
ему нужно. Может, нужно и мне.
Лукас оборвал наши взгляды и вышел. Я ожидала, что последует
громкий хлопок двери, но под конец он ее придержал. В нашем городе
даже у задир хорошие манеры.
— Миранда, можешь проверить, где Филипп?
Тетя, которая отвлеклась от напряженной ситуации тарелочкой с
маленькими мармеладками на столике, не сразу поняла, что от нее
хотят, но проворно встала, вытерла руки салфеткой и тоже ушла.
Вот мы и одни, мама.
С момента твоего ухода, Дрю, я размышляла, что было бы, если я
заболела, сломала ногу или попала в больницу по любой другой
причине. Чтобы было? Они бы остановились? Они бы вернулись? Не
смейся, Дрю, конечно, я этого не сделала. И хорошо, потому что
ничего не изменилось. Я ведь в больнице, а мама где-то там.
Розанна Тортон подошла к кровати и вновь присела на ее край.
Несколько секунд заняло, чтобы расправить платье, а затем она прямо
посмотрела на меня.
— Ничего страшного, что ты ничего не помнишь. Главное, что ты
жива.
Она натянуто улыбнулась и похлопала по руке, спрятанной под
одеялом, и разгладила на нем складки.
Мама, ты прощаешь меня, что я потеряла память? Или ты рада, что
я ее потеряла?
***
Мой отец был адвокатом, поэтому считал, что самым простым
способом двигать процесс — это сказать кому бы то ни было, что он
его засудит. Сложившаяся репутация порой делала это без его
слов.
В средней школе я торопилась на занятие с тяжелым футляром со
скрипкой и недостаточно высоко подняла ногу на ступеньках крыльца
школы. Результат — рассеченная десна и шесть швов в подарок от
пластического хирурга.
Это не могло быть финалом для Филиппа Тортона. Отец провел
исследования о допустимой высоте ступенек для использования детей
от одиннадцати до четырнадцати лет. Ступеньки средней школы
превышали норму на один сантиметр и пятнадцать миллиметров, за что
администрация выплатила весомую компенсацию и вынуждена была
дополнительно установить по всей школе пандусы.
Мне не жаль администрацию, ей давно было пора сделать школу без
границ. И девочка Карпентеров с ДЦП, живущая чуть дальше по нашей
улице, спустя два года смогла пойти в школу, а не сидеть на
домашнем обучении. Но мне жаль, что оставшиеся три года средней
школы меня называли калекой.
Он и Хьюго Леннокс, самый влиятельный представитель верхушки
нашего города, сделали так, что не я переехала в лучшую клинику, а
лучшие врачи приехали сюда. Могло бы быть и иначе, и я бы уже
летела куда-нибудь в вертолете скорой помощи, но те самые лучшие
врачи уговорили отца, что мое положение не лучшее для
транспортировки.