— Пойду, да, не в первый раз, вот
только сначала я вот что тебе скажу, Костя: мне ты как любовник
не интересен, так что проваливай к своим подружкам
и...
— Ах вот как! — Он ухватил меня за
руку и притянул к себе, и я уперлась ладонями в его грудь, ненавидя
сейчас его так страшно, что готова была ударить. — Значит, не
интересен, да? Значит, спала со мной без всякого интереса, да,
мучилась, бедненькая? Еще скажи, все три года мучилась, скажи,
так?
— Да перестань ты меня хватать! –
выкрикнула я ему в лицо.
Костя отшвырнул меня прочь, так, что
я не удержалась на ногах и хлопнулась на пятую точку в пожухлую
траву. Тут же подскочил, схватил за локоть и вздернул на ноги — в
этом был весь Лукьянчиков, противоречивый и сложный, как
головоломка, взрывной и одновременно какой-то до трогательного
заботливый идиот, — и сердце мое, еще секунду назад ненавидящее его
до одури, едва не растаяло.
Но только едва.
— Ты не ушиблась?
— Нет! — рявкнула я.
Он тут же отпустил руку.
— Ты скажешь, куда собралась?
— В Новый Уренгой.
— Одна?
— Да! А теперь проваливай!
— Идиотка чертова.
— Ненормальный!
...Я не слышала Костю почти год, и
поэтому была более чем удивлена, когда он позвонил. Мы поговорили —
коротко и очень осторожно, а потом еще раз, и я стала потихоньку
оттаивать, и поняла вдруг, что даже скучаю по его чувству юмора и
вечно чуть прищуренным зеленым глазам, а еще были эти сплетни,
которые не давали мне покоя...
Разговоры с Костей помогали мне
отвлечься — и не только от них. Как-то так вышло, что после того
раза я и Ростислав Макаров стали часто задерживаться на работе
вдвоем и иногда уезжать с работы на его машине. То метель, то
гололед, а еще и живем рядом — всего квартал от его дома до
моего... и хоть я уговаривала себя не переступать границы, вскоре
уже просто не могла удержаться.
— Хватайтесь за меня, Юстина
Борисовна! — по-джентльменски предлагал Ростислав, когда я
спускалась с крыльца во тьму долгой северной ночи. Мои каблуки все
норовили разъехаться на льду, и я цеплялась за крепкую макаровскую
руку и изредка издавала испуганный писк.
— Прелести северной зимы! —
возмущалась я. — Минус пятьдесят и гололед с августа по июнь!
— Да-да, — соглашался он, — южные
хлипкие организмы здесь не выживают.
— Это мы еще посмотрим, кто здесь
хлипкий южный организм!