— Костя, — сказала я жалобно, — я
тоже больше не могу, я не хочу так больше...
— Идиотка, я же люблю тебя, — с
усилием выговорил он, больше на меня не глядя, и я замолчала,
оглушенная его признанием и безнадежностью, с которой он произнес
эти слова. Как будто он отдал бы все, чтобы никогда их мне не
говорить. — С ума я по тебе схожу, Юся, вот что. Потому и женился.
Мне плохо с тобой, когда мы ссоримся и орем друг на друга, но без
тебя, Юся, без тебя мне намного хуже, настолько хуже, что я как
будто болею, и вылечить меня можешь только ты. Поэтому я на тебе и
женился. Поэтому и возвращался. Поэтому и не верил, что у тебя
кто-то есть...
Костя взялся за ручку двери, все так
же старательно отводя глаза.
— Но я не стану больше тебя
удерживать. Мама была права: если человек не учится на своих
ошибках, он — пропащий. А я... я не могу учиться на своих ошибках,
Юся, я готов наступать с тобой на те же грабли; я — дурак, я —
самонадеянный идиот…
Самонадеянный идиот…
Слова Кости — слова Ростислава —
жестоким эхом отдались у меня в голове, пробуждая лавину других
воспоминаний-слов.
Я сказал ей, но было уже слишком
поздно...
Слишком поздно.
Я не могу позволить ему уйти.
— Я тоже тебя люблю, Костя.
Я не смогла дольше секунды глядеть в
его напряженное лицо, уставилась на свои крепко сплетенные пальцы и
приложила все усилия, чтобы изгнать из голоса предательскую
дрожь.
— И ты вовсе не дурак. Это я — дура,
истеричная дура. И это не ты ничему не учишься, а я. Я даже ни разу
не задумалась о том, что делаю не так. Я даже не пыталась хоть
что-то поменять... просто сразу говорила себе: «Ушел твой Костя,
ну, скатертью дорога. Переживешь». Пережила, как же... Натворила
дел и теперь не знаю, как разгребать...
— Черт тебя возьми, Юся, мы даже в
любви друг другу нормально признаться не можем, — сказал Костя
совсем рядом, и я только успела поднять голову, а он уже схватил
меня в объятья и поцеловал — неутолимо, исступленно, жадно,
прижимая меня к себе так крепко, будто хотел, чтобы наши тела
отпечатались друг на друге.
И я тоже прижалась так крепко, как
только могла.
И я тоже целовала его, как будто в
последний — или в настоящий первый раз.
— Как же ты глупая. — Он оторвался от
моих губ, когда нам стало нечем дышать, обнял меня и ткнулся теплым
носом в ухо, загребая ладонями в горсти мои волосы, и голос его
звучал растерянно, зло и нежно одновременно. — Какие же мы оба
дураки. Уйти, расстаться, больно сделать — это мы умеем, это мы
можем. А как что хорошее сказать... Всю душу ты мне вывернула, Юся.
Всю кровь ты мне выпила со своим Ростиславом Макаровым.