— Не надо так делать? — испуганно
спрашивает она.
— Делай, что хочешь, — шепчет
Григорий в ответ.
И взгляд у него такой… Такой… Будто
бы она самое чудесное, самое прекрасное, самое невероятное, что он
когда-либо видел. Но ведь так бывает только в книжках, разве нет?
Неужели он правда может чувствовать что-то такое по отношению к
ней? Это ведь она за ним бегала, а не он за ней…
Грач послушно ждет, когда она
вернется к нему, и Яра возвращается. Начинает сначала. И в какой-то
момент ее накрывает такая всепоглощающая щемящая нежность, что она
забывает про губы, целует его в нос и в щеки, и в закрытые веки, и
в лоб. Ей хочется, чтобы он знал, как сильно ей нужен, и она
вкладывает в легкое порхание губ по его лицу все то, что копила
годами, всю ласковость, что готова ему подарить.
Он шумно выдыхает.
— Что?
— Н-ничего, — сдавленно произносит
он. — Просто это малость слишком.
— Слишком что? — не понимает Яра.
— Слишком хорошо…
— Не надо?
Григорий молчит несколько секунд,
словно не сможет сформулировать правильный ответ, а потом наконец
выдыхает:
— Я уже сказал, делай, что
хочешь.
Что хочешь. Чего она хочет? И она
аккуратно давит рукой ему на грудь, укладывая на постель, и ложится
рядом, устраиваясь под боком на животе, и возвращается к поцелуям,
и это все так же прекрасно и восхитительно, что ей больше ничего не
нужно.
— Гриш, давай свет выключим, — просит
Яра.
Гриша щелкает пальцами, и лампочки в
люстре тухнут. Эффектный жест. Можно было бы пожурить его за
показушество, но с другой стороны, так им не пришлось отрываться
друг от друга, и это здорово. И в темноте все проще и ближе. И он
снова обнимает ее, впрочем, не позволяя себе ничего лишнего.
Яра вновь целует, потом подается
вперед — лоб к лбу, нос к носу — и шепчет:
— Мне так понравилось спать с тобой в
обнимку. Я никогда так хорошо не спала. А можно сегодня так же?
— Можно, — тоже шепотом отвечает
Григорий.
Набираясь все больше и больше
смелости, Яра тянется к его уху, проходится по его кромке губами,
проводит носом вдоль линии шеи.
— Яр, не делай так, — вздрагивает
Грач.
— Неприятно? — уточняет она.
— Наоборот, — поясняет он, и Яра
мгновенно вспыхивает.
Да, пожалуй, не стоит дразнить
голодного медведя. Поэтому она возвращается к губам. Широкая ладонь
ложится ей на затылок, медленно движется вдоль спины, словно Гриша
хочет убедиться, что она осязаема, что она — реальна, а не плод его
воображения. И это длится, и длится, и длится. А потом они спят в
обнимку, как он и обещал.