В небольшом пятачке коридора замирает
даже воздух. Юля переводит очевидно шокированный и крайне
заинтересованный взгляд на Грача. Очень красноречивый взгляд. В нем
так и читается: «Серьезно?!»
— Яра, — по слогам шепчет Григорий,
как всегда умудряясь вложить в ее имя слишком много всего.
Но Яру несет и ей не страшно. В этот
момент ей кажется, что ее предали.
— Ладно, — говорит она, — не буду
мешать. Приятно было познакомиться.
И устремляется дальше по
коридору.
— Яра, — рявкает вслед Григорий, — ты
куда?
Уф. Не стоило ему этого спрашивать.
Потому что в свете ее эскапады ответ на этот вопрос будет совсем уж
плох. И тем не менее она оборачивается и честно отвечает:
— К отцу. Он просил заехать.
И идет дальше, чувствую, как
прожигает спину взгляд черных глаз.
Ай-ай-ай. Что будет?
Удивительно, но Контору она покидает
никем не остановленная. И долго мнется на остановке, решая, куда
ехать.
Он ее постеснялся. А она выставила
его дураком.
Кто из них виноват больше? Почему ей
кажется, что она?
Наверное, это трусость, но сейчас она
не готова снова оказаться перед Гришей, и его черными глазами, и
этим его «Яра». Поэтому в конце концов она садится в автобус,
который увозит ее к родителям.
Дверь открывает мама.
— Я посижу у себя? — спрашивает
Яра.
— Ну конечно… — отвечает она, и на
лице ее отражается тревога. — Что-то случилось?
— Я случилась, — вздыхает Яра и
бредет в свою комнату, которую по привычке все в этом доме до сих
пор называют детской, закрывает дверь.
Три недели назад она окончательно
уехала жить к Григорию. Родители сказали, что не будут ничего здесь
менять, но отец поговаривает о том, что им надо бы снова переехать,
и в новой квартире никакой ее комнаты конечно же не будет. Где она
тогда станет прятаться?
Но пока такая возможность есть, и Яра
падает на свою кровать лицом в подушку, вставляет в уши наушники и
закрывает глаза. И лежит так неизвестно сколько, сделав музыку
погромче, чтобы совсем уж наверняка, чтобы схорониться в ее коконе,
отсидеться в ней, пока не наберется решимости выползти и предстать
перед черными глазами.
Ее ждет не больше и не меньше как
Страшный суд, ей-Богу.
Жутко до тошноты. До темноты перед
глазами. До слез.
Она не сможет.
Вот так все и закончится.
Что же она такой дурой-то
уродилась?!
Кажется, она начинает потихоньку
подвывать, но сильно разойтись не успевает, потому что кто-то
садится рядом, и ей на лопатку ложится ладонь. Яра замирает на
вдохе. Так делает только один человек.