И в этот момент мир наполнился
громкими неприятными звуками, обрушился сверху на размякшее
сознание, и ее отпустили, и она расслышала…
— Работает спецназ! Все на пол! Лицом
вниз! Не дергаться!
Спецназ… Чудовищным усилием Яра
продралась сквозь наркотический туман в голове, пытаясь понять, что
происходит.
Точно! Все не так, как нужно. Она
послушно упала на пол и едва не расплакалась от облегчения. Все. Ей
повезло. Теперь хотя бы не изнасилуют. Несколько часов в КПЗ, а
потом выпустят до выяснения обстоятельств. И пусть никто и никогда
об этом не узнает. Она уже совершеннолетняя, все повестки будут
приходить ей.
— Проветрить бы здесь, — раздался
голос над головой. — Надо их в чувство приводить. Вот же… молодые ж
совсем девчонки. Жаль, что в этом мире не сажают на кол. Я б того,
кто это организовал…
Голос отца отрезвил лучше свежего
воздуха. Яра представила, что будет дальше. Их всех поставят к
стеночке, будут разворачивать по очереди лицом вперед, и отец
конечно же ее увидит. Или кто-то из его воробьев. И еще неизвестно,
что хуже.
— Да я бы сам, — ответил отцу ее
любимый баритон с хрипотцой. — Блин, они ж по возрасту как
Ярка.
Гриша.
Гриша! Туда, к нему, в
безопасность…
И Яра перекатилась с живота на
спину.
— Девушка, а вам что, особое
приглашение надо… — начал Сокол, но осекся, разглядев лицо.
— Привет, пап. Гриша, — постаралась
улыбнуться Яра и сама почувствовала, насколько жалко это вышло. — А
можно мне на свежий воздух досрочно? А то что-то мутит.
Эффект от дурман-травы Яра все-таки
прочувствовала в полной мере, ибо надышалась она знатно. Стоило
оказаться в безопасности и наконец расслабиться, как ее накрыла
эйфория, которая держалась почти сутки. А вот потом началась ломка,
и это было ужасно. Днем ее выхаживала мама, а по вечерам приезжал
Григорий, всю ночь держал за руку и менял мокрое полотенце на
голове или укутывал в одеяло, а ее бросало то в жар, то в холод,
тошнило, она никак не могла напиться, малейший свет вызывал
страшную боль в глазах, мышцы без конца сводило судорогой, в голове
ритмично бил набат, и от каждого удара она разлеталась на части, и
все внутри требовало вдохнуть сладковатый аромат и прекратить эту
пытку. И, кажется, она то ластилась к Грише, умоляя помочь, то
кляла, заявляя, что ему доставляет удовольствие смотреть, как она
мучается, и что она ненавидит его.