А потом берет и кладет руку ей на
колено. И Яра хочет возмутиться, но не успевает, потому что он
выдыхает с неподдельным ужасом:
— Блин, Яра, ты ледяная. Так, держи
мою куртку, ноги закутай. Сейчас…
И врубает печку на полную. А Яра
думает: почему раньше каждое его прикосновение воспринималось как
манна небесная, а теперь вот и рука на ноге ощущается никак? Или
вернее так, будто она сама себя коснулась. Когда стерлись границы
между его телом и ее? И почему они не восстановились даже теперь,
когда для них все кончено?
— Подожди, я тебе еще чая куплю, и
поедем, а то я ж тебя до дома не довезу.
Яру трясет. Он не имеет права так
поступать. Не имеет права заботиться о ней после всего, что сказал.
А она, наверное, не должна эту заботу принимать. Только очень
холодно. И голова вдруг разболелась. Переволновалась...
Грач возвращается со стаканчиком чая,
обернутым в салфетку, аккуратно вкладывает ей в руки. На стаканчике
крышка, чтобы не расплескать. Григорий заводит машину и выезжает с
парковки.
— Сейчас дома тебя в горячую ванну
положим, согреешься, — обещает он, успокаивая то ли ее, то ли
себя.
— Что ты со мной возишься? — шмыгает
носом Яра. — Сама виновата, мозгов же нет…
— Конечно, нет, такое творить, —
спокойно соглашается он. — Ну, и у меня судя по всему — такое
говорить.
— Но ты ведь так думаешь, — шепчет
она.
И снова шмыгает.
Неужели все-таки простудилась?
Делает обжигающий глоток, и тепло
разливается по пищеводу. На все тело пока не хватает. Но печка
работает, а куртка греет, и она потихоньку согревается и
успокаивается. И, если честно, уже не хочется ругаться. Хочется,
чтобы этот ужасный вечер закончился хоть как-то. А завтра утром она
решит, как жить дальше. Однако Григорий, кажется, не намерен так
просто отступать.
— Давай начистоту, — вздыхает он, —
ты тоже про меня периодами много чего думаешь.
Оу. Кажется, у них намечается вечер
откровений и повышенной честности. Разве о таком не нужно
предупреждать минимум за месяц письменным извещением? Так, чтобы
можно было заранее запастись успокоительным? А то не сдохнуть бы от
переизбытка правды. И тем не менее…
— Но я ведь все правильно поняла? —
шепчет Яра. — Про то, с чего все началось.
Григорий молчит какое-то время,
пыльцы крепче сжимают руль. Потом отвечает:
— Наверное, да.
— Ты поэтому так разозлился?