— Ты чего здесь делаешь, пацан?
А тот, не отводя от меня взгляда,
шагнул вперёд, а затем глубоко поклонился:
— Господин! Я решил служить вам,
господин!
Я, совершенно такого не ожидая,
опешил:
— Да зачем ты мне нужен?
Не разгибаясь, пацан громко
выкрикнул:
— Не знаю, господин! Мыть посуду,
разжигать костёр, стирать вещи. Что скажете делать, то и буду
делать!
Невольно я покосился на Поварёнка,
который обычно и занимался всем этим. А в придачу ещё и готовил.
Когда у нас находилось из чего готовить.
Вдруг сообразив, я снова глянул на
пацана и с изумлением спросил:
— А как ты нас нашёл?
— Так я с отцом с семи лет по нашему
краю мотаюсь. С ним и дядькой Макелом. Чего ж я, не соображу, куда
вы двинули, да не сумею выспросить, куда пошли? Вы очень приметный
идар, господин, пусть даже и сменили одеяние и герб, я всё равно
вас нашёл.
Я было кивнул, проведя рукой по
волосам, но следом в голове возник ещё более серьёзный вопрос:
— А как ты нас догнал?
Пацан выпрямился, пожал плечами:
— Тяжело было, господин. Да только,
раз уж я здесь, то справился. Повезло правда, что вы с того
большого лагеря на север двинулись, да ещё и таким крюком.
Кодик хмыкнул. Я удержался. Лишь
покачал головой. Ладно я бежал обратно к Глеболу не в полную силу.
Но я считал, что за время в Кузне мои люди превратились в отличных
младших воинов Дома. И он сумел нас всё же догнать? Поневоле
задашься вопросом, а сколько в его жилах ихора? И чьего ихора
больше, Амании или Дисокола?
Мой внимательный взгляд пацан
выдержал, не опуская взгляда пронзительных голубых глаз.
Кодик негромко вмешался в наши
гляделки:
— Господин, ну не гнать же его? Тем
более сейчас?
Вздохнув, я решительно махнул
рукой:
— Вперёд. Наглый проверяет левые
дома, Ловкач правые. Ищем живых и следы схватки.
Под моим взглядом Поварёнок
стушевался, сбился с шага и отстал. Ничего, сообразительный. Понял,
чего я от него хочу, принялся то и дело оглядываться, проверяя
дорогу позади нас. Голубоглазый молча пристроился рядом с ним.
За забором, мимо которого мы
проходили, протяжно, с мукой замычала корова:
Кодик скривился:
— Эк она разрывается, бедолага. Будь
здесь кто из мужиков, не иначе плакать бы стали.
Помедлив, я спросил:
— Может выпустить, как в прошлый
раз?
— Так не поможет. Человеческая же
скотинка, молоко распёрло вымя, — вздохнув, Кодик добавил. —
Сдохнет без человека. Не будем же мы выдаивать их всех?