Голос у черноволосого оказался низкий
и бархатистый, заслушаешься.
Ворон же, выслушав собеседника,
недовольно прокаркал:
— Возишься с ней зр-ря. Чую, беду
пр-ринесла.
— Дрессированный он у вас, что ли? Из
зверинца? — уточнила я, хмурясь и заранее негодуя на того, кто
обучил птицу говорить такие гадости первым встречным.
— Кар-р!!! — рявкнул в ответ ворон.
Вид у него при этом был такой, будто он все понял и оскорбился. А
после, гордо отвернув голову, птица тихо добавила: — Кто еще из
звер-ринца…
Я опешила от подобной наглости,
шагнула вперед и, ткнув в нахала пальцем, спросила у хранившего
молчание мужчины:
— А вы знали, что из ворон получается
отличный суп? Я могу и рецептом поделиться, и в готовке
посодействовать!
Птица хрипло каркнула, будто
закашлялась, но пугаться и не думала. Крепко держась за спинку
кресла и уставившись на меня черными глазищами, с новой силой
взялась за старое:
— Бер-регись. Хор-рошего не жди,
Кайр-рид!
Только я собиралась достойно
ответить, как черноволосый резко хлопнул по столешнице ладонями,
поднялся из-за стола и, поведя широкими плечами, сказал как
отрезал:
— Тихо!
Мы с вороном злобно переглянулись и
отвернулись каждый в свою сторону. А дальше я и вовсе оскорбилась —
вместо того, чтобы поговорить со мной, красавчик стал объясняться с
пернатым!
— Погоди, Варг, — заговорил он своим
низким рокочущим голосом, при этом не сводя с меня задумчивого
взгляда, — сначала нужно разобраться. Разве тебе самому не
любопытно? Схид не вспыхнул, да и она не похожа на остальных… — И
только я немного расслабилась, собираясь вступить в разговор, как
он добавил приказным тоном: — Эй, ты должна слушаться меня,
поняла?
Я кивнула. Затем разозлилась и быстро
покачала головой. Уже хотела спросить, что такое схид и сообщить,
что не собираюсь подчиняться кому попало, но… меня прервали.
Да еще кто!
Тапочки.
Зайки мои розовенькие…
Правая тапка пошевелила длинными
ушками и громким, недовольным мужским голосом сообщила:
— Моя твою не понимает, мистер! Ху из
схид? Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Ин юкрэйн мейби?
Я в немом оцепенении смотрела на свои
ноги. Забыв, как дышать, стояла столбом и чувствовала, как сводит
от страха живот.
“Все-таки чистилище, — подумала про
себя, пытаясь не сорваться на новый визг, — здесь все что хочешь
может быть. Это ничего, что обувь говорит…”