— Это почему же? — буркнул я и получил еще один удар сзади.
— Обращайся к сестре правильно. Она для тебя госпожа!
— Это почему же, госпожа?
Лала со смешком глянула через плечо и пренебрежительно
скривилась.
— Дохлый ты какой-то: ни рыба, ни мясо. У нашей Лааль парни как
на подбор, а ты, мягко говоря, не впечатляешь. Да и в голове у тебя
каша.
— Ну извините. Я так-то в слуги вашей Лааль не рвался.
Сзади прилетело два болезненных удара по почкам, и меня
скрючило. Мелкая зараза явно знала куда бить.
— За языком следи. Еще раз такое скажешь, убью.
Сказано это было таким голоском, что сразу поверил: убьет,
причем не просто и не сразу. Не знаю, что я сделал, но похоже от
того что дышу, ей прям больно. Лала маньячку не одернула, и лишь
остановилась, переждать пока меня отпустит.
— Вот, — ткнула она в меня пальцем, — в том-то и дело. Ты даже
мыслишь не как инкуб. Тот бы уже весь извелся, пытаясь нас
соблазнить, а ты только на мой зад поглядываешь. Думая, что я не
вижу.
За спиной злобно запыхтели.
— Ты что... пялишься на мою сестру?
— Не пялюсь, а под ноги смотрю.
Лала с улыбкой развернулась спиной и призывно покачала бедрами,
вызвав у меня непроизвольную задержку дыхания.
— Пялишься, пялишься. Я не осуждаю. У Лааль силы уже не те, но
уж про это забыть не могла. Так что смотри сколько хочешь. Глядишь,
что от инкуба проснется.
За ее выходку мне опять прилетело от Дэлии, но сочувствия я не
дождался. Лала лишь посмеялась и, дав отдышаться, продолжила
путь.
Коридор вился змеей, двухвостая за спиной шипела и пиналась,
Лала бодро вышагивала впереди, болтала, соскакивая с темы на тему,
но я слушал ее все меньше.
Что б там ни говорила грудастая про мою неправильность, с
головой у меня явно что-то не так. Внизу это было не так заметно,
но чем выше подымались, тем больше мысли занимали аппетитные формы
блондинистой фигурки впереди. Пинки и тычки злобной малявки, если и
отвлекали, то только в начале пути. Сейчас я почти не обращал на
двухвостую внимания, все больше погружаясь в фантазии о ее сестре.
Чтобы во мне ни было, оно просыпалось, пускало слюни и отдавалось
неудержимым шевелением в штанах. И то, что там происходило, было
ненормально.
Голову все сильней кружило от перетока крови, в паху росло,
пульсировало и удлинялось, распирая штаны. Благо ткань была
плотной, в коридоре темно, а Лала нечасто оглядывалась. В какой-то
момент идти стало проблематично, и я стал прихрамывать на одну
ногу, пока кое-как не развернул взбесившийся прибор поудобней.
Стало полегче, но только на физическом плане. В голове все также
царил раздрай, как у малолетнего самца пубертатного периода.