«Один. Охраняет меня,» - картина мира
снова дрогнула, будто в воображаемом приборе, через который Лика
смотрела на всё, внезапно заменили стекло.
Она вдруг по-иному взглянула на жизнь
этого конкретного стража, и на жизни людей, которых раньше
практически не замечала.
- Хос с тобой! – сжав кулачки,
принцесса резко остановилась. – Ладно. Никуда я не пойду.
Возвращаясь в комнату, она почему-то
не решилась взглянуть на осчастливленного ею мечника. И ещё долго
не могла заснуть…
Утром Лика проспала и чуть ли не
бегом вбежала на завтрак. Гвен и Брянка уже сидели за столом,
который накрыли на южной олеандровой террасе. Причём Брянка сияла,
как новенький медный поднос.
Непривычно весёлое настроение
мадхавской принцессы заставило Лику напрочь забыть о вчерашнем
разговоре со стражем и о дурацком правиле охраны – преследовать по
ночам одиноких принцесс.
- Вчера на балу что-то произошло? –
поинтересовалась Лика, вмешивая в кашу клубнику.
- О, да-а, - загадочно протянула
Гвен, оборачиваясь к Брянке. - Сама расскажешь? Или лучше я?
- Ой, девочки… не могу, - зардевшаяся
Брянка спрятала лицо в ладошки.
- В общем, если вкратце, -
усмехнулась Гвен, - вчера почти всю ночь с нашей подругой танцевал
один неугомонный дракон.
Лика
Кажется, Лика оглохла. По крайней
мере, так ей показалось. На несколько мгновений её накрыла гулкая
плотная тишина, в которой всё осталось, как прежде – залитая
солнцем балюстрада, белоснежная скатерть, позолоченный кофейный
сервиз, Гвен, которая продолжала шевелить губами, и Брянка,
стыдливо прячущая в ладошки округлые румяные щёки… а вот Лику будто
подменили. Оставили от неё лишь оболочку, без души и самой
возможности мыслить.
Но вот Брянка приоткрыла лицо и
заговорила сама. Лике невыносимо было смотреть на её лихорадочно
блестящие глаза, поэтому она переместила взгляд на губы мадхавки,
которые та стянула кисетом, будто показывала поцелуй или
много-много раз произносила слово «люблю».
Лика заставила себя отмереть. Усилием
воли она подняла фарфоровую чашку и пригубила горький мадхавский
кофе, славящийся своей густотой и сильным, пряным ароматом. Горячая
горечь с кислинкой растеклась по нёбу и языку…
И только тут кокон тишины вокруг Лики
распался, развеялся, будто морок, и она отчётливо услышала ворчание
Гвен:
- Только послушайте её: Льюэллин то,
Льюэллин сё. Чувствую, теперь все разговоры будут крутиться вокруг
этого Льюэллина!