В двенадцать Нэзе уже казалась совсем взрослой и не могла проводить время в праздных играх с другими детьми. Было их немного, потому что дети у эльфов рождались очень редко. Зато Нэзе знала в лицо всех русалок и дриад, каждого гнома из подгорных пещер помнила по имени, забредала в такие чащобы и заплывала в такие глубины, куда никогда не ступала нога человека. Весь мир Тени был доступен её взору, и хотя эльфы были сдержанны и холодны и с ней, и друг с другом, Нэзе чувствовала, что каждый из них принимает её за свою.
И всё же, чем старше она становилась, тем чаще заглядывалась на сверкающие контуры Сопряжений там, где сливались воедино Тень и Явь. Всё больше думала о том, что мир, в котором ей довелось расти, прекрасен, но всё же чужой. И всё чаще гадала о том, что могла бы увидеть там, по другую сторону перламутровых вспышек.
Когда Нэзе подросла, Имрек взял её обучение в свои руки. От Эзерель она уже знала основы магии, имена трав и языки птиц. Имрек же, как и хотел, научил её обращаться с мечом, раскрыл тайны Древних, обучил оборачиваться зверем, менять по желанию свой облик и призывать таких богов и духов, какие были могущественней любого из живущих. Объяснил он ей и то, как опасны эти силы и как бережно нужно относиться к своим умениям.
Он давал ей поручения и относился так, как мог бы относиться к собственной дочери, доверял ей и любил.
Когда исполнилось Нэзе девятнадцать, приёмный отец и наставник сообщил ей, что они отправляются в плавание и идут походом на Навь. И хотя это было не совсем то, о чём Нэзе мечтала, радость охватила её сердце. Нельзя было отправиться в Навь, минуя мир людей.
Но прежде, чем отправиться в путь, привёл Имрек свою ученицу к гномам в их тайные кузни. Хотя исконно враждовали два древних народа, гномы всё же согласились выковать меч для юной воительницы.
Бережно приняла Нэзе этот подарок. Осмотрела со всех сторон, воздела над головой… Отблески пламени плясали на стальном клинке, которого никогда не смогла бы коснуться рука эльфа — как ещё одно подтверждение тому, что мир, в котором Нэзе росла, был ей неродным. Но ни она не думала о подобном в этот момент, ни её названный отец.
***
Мальчика, которого нашла на подоконнике, Хильда назвала Сигурдом, как звали её старшего брата, погибшего в морском бою. Волосы у него были светлые, как пшеница, и блестели на солнце, как настоящее золото. Рос он крепким и крупным малышом, никому из сверстников не уступал ни в забавах, ни в борьбе — напротив, был он сильнее их всех и первым взял в руки настоящий меч.