- Евгений Викторович, что вы мне
ответите? Я понимаю, это нарушение режимности объекта, и всё такое
прочее…
По глазам куратора вижу, что
последняя моя фраза ему активно не понравилась.
- Михаил Николаевич, вы должны
понять, что режим есть режим…
- Евгений Викторович! Для меня это
очень важно. Понимаете, это реализация всех моих планов, развитие
идей, которые так и не были признаны научным сообществом в мое
время. Я должен знать все подробности.
Вижу, что не могу пробить эту глухую
защиту…
- Да вы поймите, товарищ майор, после
этого разговора я могу идти за черту с чистой совестью, меня тут
уже ничто не будет удерживать.
Кажется, до него дошло…
- Вы понимаете, что я беру на себя
такую ответственность…
- Вы только скажите, где мы сможем
спокойно поговорить? В обществе вашего сотрудника, конечно, ничего
секретного я не выдам, но пусть человек присутствует.
- Ладно, уговорили. Когда?
- Завтра. В шестнадцать ровно. Это
будет после защиты. Сейчас ресторан с пьяными учеными не
приветствуется к радости соискателя, который может немного
сэкономить (из-за эпидемии), чествуют небольшим фуршетом прямо на
месте события. Так что в шестнадцать он будет тут, ну, где
скажете.
Конюхов
Звонок Учителя прозвучал неожиданно
накануне защиты. В последнее время я сильно нервничал, а мой мэтр
был фактически вне игры – снова стало сдавать сердце и его положили
в какую-то новомодную клинику за городской чертой. Правда,
необходимые для защиты диссертации документы он подписать успел. А
вот присутствовать на защите – нет. Вы знаете, что при защите
докторской диссертации научного руководителя у диссертанта нет, его
роль исполняет консультант, каким для меня и был академик Михаил
Николаевич Коняев. Меня зовут Александр Михайлович Конюхов, я
знаком со своим Учителем еще со студенческой скамьи. Мне сейчас
шестьдесят два, две недели назад как отметил в узком кругу это
грустное событие. Михаил Николаевич читал нам курс лекций по
вопросам земельных отношений в дореволюционной России, разбирая
особенно подробно причины провала любых реформ в этой области.
Единственными эффективными преобразованиями в земельных отношениях
оказались предвоенные реформы большевиков. В аспирантуру я поступил
сразу после окончания военной службы. Была возможность «откосить»
от армии, такая дурацкая штука как совесть не позволила. Прошел
Афганистан. Была возможность «откосить» и от поездки в эту
«дружественную» страну. Та же самая штука, о которой я говорил
ранее не позволила. Остался на сверхсрочную, застал вывод наших
войск, прикрывал отход нашей дивизии в составе роты спецназа. Два
легких ранения. Наград не получил. Как говорил наш замполит из-за
своего длинного языка. Язык мой – враг мой, да, это как раз про
меня. А потом была защита кандидатской диссертации. Я выбрал очень
скандальную тему, если бы не перестройка и не Афган за моей спиной,
то не защитился бы. Тема кандидатской звучала так: «Скрытые
механизмы Октябрьского переворота. Роль офицеров Генштаба в
подготовке и проведении вооруженного захвата власти партией
большевиков». Моим оппонентом был академик Коняев. Его отзыв был
самым благожелательным, хотя главу о причинах Октября он
раскритиковал. А после защиты (я проскочил впритирку, буквально
один голос «за» стал решающим, набрал неписанный минимум в две
трети) мы с Михаилом Николаевичем стали общаться намного чаще. Мне
тогда было тридцать шесть. И больше четверти века шёл к своей
докторской под чутким руководством Коняева. Про нас шутили: «и на
нашего Коня нашелся свой Конюх» … На шутки я не обижаюсь, но за
оскорбления сразу бью в рыло, привычка такая после Афгана осталась…
Личная жизнь? Да не сложилась как-то. У меня было два легких
ранения, но оба в голову, скорее всего, недолеченнаяконтузия.
Иногда у меня случались припадки, что-то вроде эпилептических,
только без судорог. Иногда терял сознание и падал, из-за этого мне
отказали в правах на вождение автомобиля. Двести, совершенно не
лишних для меня, баксов исправили ситуацию. Теперь я за рулём.
Чувствую приближение приступа за несколько минут и успеваю присесть
или припарковаться. Знаете, интересное чувство: мгновенно наступает
темнота, а ты висишь над своим упавшей тушкой и наблюдаешь за собой
вроде как со стороны. Потом кто-то лупит тельце по щекам или суёт
под нос какую-то вонючку, обычно этого достаточно для того, чтобы
вернуться. Такие вот галюники, получается… Беру в руки уже
переплетенную рукопись. «Реформы Александра II и контрреформы
Александра III». Ну что, завтра в бой! «