Шум крови набатом отдавался в ушах, адреналин зашкаливал…
Прислушавшись и не обнаружив поблизости никого, кроме соседей, я
отдышался и приступил к детальному изучению находок. Нож вполне
можно было заточить о каменные стены, пером — писать, а шпилькой…
Вскочив на ноги, я бросился к двери. Так и есть, вокруг замка
многочисленные царапины: этой шпилькой пытались вскрыть замок.
Кажется, у меня только что появилась надежда?
Услышав мои метания по камере, Малфой заинтересовался:
— Что ты там носишься, Поттер?
Голос ко мне так и не вернулся, поэтому, как Драко ни пытался
завести диалог, я не отвечал. Однако теперь я мог написать ему!
«Ежедневный пророк» был прочитан вдоль и поперёк, я точно знал, что
на последних страницах нет ничего интересного, только глупые давно
утратившие актуальность объявления, поэтому решил ими пожертвовать.
Вопрос упирался в чернила. В памяти услужливо вспыли
приключенческие романы и письма, написанные кровью. Что ж, у меня
тоже приключение намечается — переписка с давним врагом.
Заточить нож оказалось делом непростым. Пока я уловил, под каким
углом его нужно держать, с меня сошло семь потов, зато потом всё,
что было нужно, это удерживать его в правильном положении.
Следующим на очереди было перо — тут проблем не возникло, в
Хогвартсе я всегда очинял перья без магии.
И вот настал момент истины. Полоснув по пальцу, я беззвучно
взвыл, но стоило показаться крови, тут же подставил перо.
«У меня пропал голос. Слышу, ответить не могу».
Чтобы написать одну строчку, я потратил почти час. О судьбе
пальца вообще молчу. Но дело было сделано, теперь нужно было
решить, как передать записку.
Впервые с появления в Азкабане я подошёл к двери.
— Драко, смотри-ка, твой друг объявился! — воскликнул абсолютно
незнакомый бородатый мужик из камеры напротив. — Ну здравствуй,
Поттер.
Я кривовато улыбнулся и помахал рукой, после чего попытался на
пальцах объяснить, что хочу передать Малфою записку.
— Хм, Драко, он тебе бумажку протягивает, — озвучил мою
пантомиму незнакомец.
— Да? Ну, руководи, Реймонд, ты его, по крайней мере,
видишь.
То, что происходило дальше, можно описать одним ёмким словом —
цирк. Реймонд указывал нам, куда и насколько поднять или опустить
руку, благо, что двери наших камер были рядом, но всё равно, когда
записка, наконец, попала к Малфою, мы оба взмокли от
напряжения.