Истина — это то, что мы должны принять, став взрослыми. Не
приятная успокоительная ложь, а порой отвратительная в своей
откровенной наготе правда. Обидно признавать собственную глупость,
но я умудрился перепутать врагов с друзьями. Мой лучший друг
получал зарплату за время, проведённое со мной. А ненавистный
Снейп, которого я семь лет называл не иначе как «сальноволосым
ублюдком», напротив, оказался единственным, кого волновало моё
душевное состояние.
Наверное, именно в этот момент способность удивляться мне
отказала.
Воспоминаний было много. В них были разные годы, разные люди,
некоторых я даже не знал, объединяло их то, что все слова и
поступки в них были направлены против меня.
Я давно утратил веру в безгрешность Дамблдора, понял, что тот
был не истиной в последней инстанции, как мы думали в раннем
детстве, а простым человеком. Пусть много знающим и опытным, но
человеком. А людям свойственно не только оступаться, но и совершать
ошибки вследствие добросовестного заблуждения. Я знал, что директор
часто скрывал от меня важные вещи, использовал втёмную, но
настолько циничного отношения к своей персоне всё-таки не ожидал. И
ладно ещё, если бы он был один, но нет, увиденное очерняло всех
людей, что были мне близки.
Когда я вынырнул из Омута памяти, первым порывом было найти
родителей. Я даже не могу сказать зачем. В тот момент я не думал о
мести, кажется, я вообще тогда не был способен на оценку чужих
поступков, просто хотел взглянуть в глаза людям, обрёкшим родного
сына на такую судьбу. Волдеморт успокоил меня, сообщив, что Джеймс
давно мёртв, по иронии судьбы погибнув в автомобильной аварии в
восемьдесят шестом. А вот Лили… Мать была не только жива, но и
воспитывала моего родного брата. Более того, после смерти Поттера
она снова вышла замуж, родив ещё и дочь.
Это стало последней каплей. Меня выкинули на улицу в самом что
ни на есть прямом смысле этого слова, а другие дети живут с моими
любящими родителями… Почему? За что? Чем я прогневил богов?..
— Поттер, приди в себя, сейчас у тебя есть более насущные
проблемы, чем упиваться жалостью к себе, — Риддлу хватило одного
взгляда, чтобы понять, что со мной происходит, и он встряхнул меня,
как котёнка. — Ну же, Гарри, ты же никогда не сдавался.
Шок от увиденного был так силён, что даже совершенно не типичные
для Волдеморта поведение и слова меня не взволновали. Наверное, он
специально взял такой тон, чтобы усыпить мою бдительность; а может,
непроизвольно скопировал манеру Дамблдора, зная, что со мной это
всегда срабатывало… Или вспомнил собственное сиротское полуголодное
детство и пожалел меня — хотя это я, пожалуй, загнул.