На эти вопросы у меня не было ответа. Пожиратели смерти,
заставшие меня за анализом очередной пропагандисткой речи, стали
расспрашивать, что именно меня так злит, и сумели выудить
подробности моего «счастливого» детства. Это был шок. Несмотря на
периодические оговорки и даже прямые слова, что общеизвестная
картина детства Гарри Поттера — не имеет к моей реальной жизни
среди магглов никакого отношения, они ещё не привыкли к тому, что
вся история моей жизни — ложь; магический мир был уверен, что
Мальчик-Который-Выжил живёт в царских условиях в любящей семье… В
ответ на мою откровенность они рассказывали о своих «мечтах и
разочарованиях», и это сплотило нас ещё сильнее. Кто-то может
сказать, что после семи лет ненависти пара-тройка месяцев —
недостаточный срок для дружбы, но нам хватило. Я всю жизнь провёл
среди лицемеров и только сейчас начал понимать, что же такое дружба
на самом деле. Паранойя периодически поднимала голову и шипела
рассерженной коброй, но мне не хотелось позволять страху диктовать
свои условия. У каждого из Пожирателей уже были сотни возможностей
расправиться со мной, но они не только не сделали ничего подобного,
но и помогали и оберегали меня. Разумная осторожность не мешала
нормальным отношениям, а вот недоверчиво шарахаться и следить за
каждым шагом новых друзей я не собирался.
По здравом размышлении мы единогласно решили не торопиться с
осуществлением мести, а собрать побольше компромата и, что тоже
немаловажно, помешать Дамблдору. Его планы и намерения пугали; мы
были совсем разными, однако ни в одном из нас его слова не вызвали
отклика, напротив, мы готовы были сплотиться и действовать сообща,
лишь бы не позволить старику добиться желаемого. Не из ненависти и
мести, а потому что его успех обернулся бы крахом для всех
британских волшебников. Несмотря на массу нелицеприятного, что
каждый из нас мог бы сказать в адрес Дамблдора и его людей, на
самом деле всё это были лишь слова. Наши слова — против его. Но кто
мы, а кто Дамблдор. Наших показаний было бы недостаточно, чтобы
законными путями помешать ему, так что дел предстояло много, если
мы на самом деле хотели что-то изменить. А мы хотели.
Но действовать немедленно было нельзя, даже я, нетерпеливый от
природы человек, понимал, что необходимо тщательно подготовиться к
предстоящему противостоянию. А значит, некоторое время можно было
просто жить.