Мужа. Того, кто почти забыл о ее
существовании!
Нельзя смотреть, но как тут отвести
глаза? От дрожащей в Ее руке золотистой свечи. От бликов огня на
алебастровом лице. От их отблесков в бездонных голубых глазах. От
нагой шеи, полунагих рук и плеч…
И уж совсем запретен вырез пеньюара -
лишь слегка приоткрывающий высокую грудь. Скорее намекает, чем
обнажает...
– Входи! – опомнилась мачеха, за руку
втягивая дрожащего юношу в комнату. И поспешно прикрывая дверь. –
Что случилось, Леон? Ты сошел с ума? – зашептала она. В небесных
глазах плеснулись тревога и страх. – Тебя могли увидеть! Тебя видел
кто-нибудь?
– Что вы... Нет! – растерянно
забормотал юноша. Пытаясь сбросить наваждение и хоть говорить
связно.
Он и так перепугал Полину. Будто мало
у нее горя! Зачем он вообще пришел?
– Полина, я надел плащ... Он такой
же, как у отца... И волосы у меня того же цвета... Мы с ним очень
похожи - ты же знаешь... – бормотал Леон. В доказательство теребя
несчастный плащ...
Полина чуть заметно кивнула. Страх по
капле исчезает из взгляда. Но не тревога в голосе:
– Зачем ты так неосторожен?
Проклиная себя последними словами,
юноша вновь забормотал про плащ. Ночью - да еще с другого конца
коридора – сына с отцом спутать легко. Так что если кто и видел –
ерунда!
Отцу всего тридцать семь. От его ума
и воли осталась лишь тень, но внешне он старше не кажется.
И Леон готов поклясться: в промозглом
коридоре никого не было! А отца уж точно не понесет среди ночи в
комнату сына. Проверять, на месте ли тот.
Лорд вообще занят лишь собой и своими
страданиями. Сидит себе в Западной Башне да привидениями
любуется!
– Я люблю вас, Полина! – прошептал
Леон, укоряя себя за косноязычие. Что не нашел, не прочел, не
придумал иных слов! Тех, что действительно тронут ее душу! Что ей
еще не говорил никто!
Юноша бросился на колени, шепча всё
новые и новые признания… Или так только кажется? А на деле он
повторяет одно и то же? Вновь и вновь…
Но Полина слушает! И не смеется, не
прогоняет, не сердится! Впрочем, смеяться над Леоном (да и над
любым другим!) она бы не смогла. У нее слишком благородное сердце.
Это же не Ирия!
Колеблется слабый огонек свечи.
Нежный робкий свет – почти сияние.
Хрупкая, прелестная женщина. Невозможные слова - признания, обрывки
признаний… Чужих и своих – не слишком талантливых! – стихов! И всё
вместе – «я тебя люблю!»