Накануне состоялась генеральная репетиция. Диму заставили снова прочитать его речь. Он отбрыкивался, как мог. Говорил, что ещё раз – последний, со сцены – выступит, и всё. «Отстаньте вы! – махал руками на одноклассников. – Да не хочу я повторять!» По себе знал: такой у него характер. Первый раз – это всегда ярко, броско, неожиданно даже для себя. Второй – бледнее, скучнее. Третий – зевать хочется, как ни мучайся.
Но пришлось снова выйти к трибуне. И когда он начал говорить, Света Нежерицкая вдруг сказала:
– Постойте! Как же он выйдет в таком виде?!
Участники репетиции стали рассматривать Диму. Он смутился. Оглядел себя. А что? Обычно. Ботинки зимние, штаны тёплые, свитер, рубашка. Исподнее ещё, не считается.
– Ты вот так собрался Брежнева изображать? – продолжила возмущаться Света.
– А что? – нахмурился Дима.
– У тебя есть костюм?
Мальчишка помотал головой.
– Ну, может, у отца посмотришь?
– Ладно.
Дома Дима попросил маму подобрать ему что-нибудь из отцовского гардероба. Та перерыла весь шкаф, но ничто не подошло. Да и как? Рост у его папы под метр девяносто, комплекция мощная, под 100 кг. Настоящий богатырь. А сын? Щуплый, невысокий. Любой отцовский пиджак болтался на нем, как на вешалке.
Поняв, что выступление под угрозой провала, на следующий день утром Дима подошел к Свете и предупредил. Та задумалась. Потом вдруг сказала:
– Снимай свитер.
– Зачем? – густо покраснел Дима.
– Надо!
Он стянул теплый вязаный свитер, подарок крёстной. Та работала на швейной фабрике когда-то, и в её доме подобных вещей было ещё много. Она их дарила по праздникам уже много лет, а те всё не кончались.
Света, недолго думая, скинула с себя лиловый пиджак, оставшись в одной блузке. Увидев, что та полупрозрачная, и прекрасно виден лифчик, жадно обсмотрел его, но отвел тут же взгляд. «Кажется, не заметила», – подумал с облегчением.
– Надевай, – почти приказала Нежерицкая.
Дима напялил пиджак. Тот был ему, конечно, мал. Попробовал свести края на груди – получилось, но застегнуть было опасно: пуговицы могли отлететь.
– Так выступать будешь, не застегивая, – сказала Света.
Они вернулись к прежнему облику. Дима вновь запечатлел глазами едва прикрытую грудь девушки. Его даже в жар бросило. Такая красота, и так близко!
После уроков Дима сходил домой, пообедал, а потом битый час сначала рисовал, а потом вырезал и наклеивал на картон пять звезд Героя – тех самых, что носил Брежнев на груди. Прицепил к поделке сзади булавку и вечером отправился покорять публику. Зашел за кулисы. Посмотрел и увидел стакан. Обычный, граненый.