Когда речь завершилась, зал захлебнулся аплодисментами. Разве что «браво!» не кричали, и никто с места не вскакивал, да цветов на сцену не бросали, зима все-таки. Но Дима буквально купался в лучах славы. Это был его звездный час, и мальчишка вдруг ощутил себя счастливым человеком. Всё плохое, что связывалось в его представлении со словом «школа», вдруг растворилось. Он ощущал, как нравится своим зрителям, как те в восторге от его речи, и это было незабываемо.
В тот вечер Дима вернулся домой сияющий, забрался в свою комнату, на радостях съел полсковородки обожаемой им жареной картошки и уснул. В ушах до сих пор стояли звуки оваций. Одного он не сделал – не вспомнил о Свете Горкиной. А ведь именно благодаря ей ему так громко хлопали ученики и особенно педагоги.
Девочка напомнила о себе сама на следующий день. На перемене, когда Дима продолжал купаться в лучах славы, подошла и, сказав тривиальное «Привет», спросила:
– Ничего не хочешь мне сказать?
Дима посмотрел на неё немного сверху (Горкина была на полголовы ниже, а туфельки у неё были простенькие, с низеньким плоским каблучком) и спросил:
– За что?
Одноклассница глубоко вздохнула и, глядя в сторону, произнесла:
– Так. Всё понятно.
Развернулась и пошла. Дима смотрел на её тоненькую фигуру и не мог понять: чего хотела-то? За что благодарить? До него дошел смысл сказанного Светой, когда она уже оказалась в самом конце коридора. «Блин, вот я дурак!» – хлопнул мальчишка себя по лбу и бросился догонять одноклассницу. Добежать до неё получилось лишь у лестницы.
– Света, постой! – крикнул он.
Горкина остановилась, развернулась.
– Чего тебе?
– Прости, Свет, – сказал Дима. – Я хочу тебе сказать большое спасибо. Ты мне очень помогла. Мне надо было вчера со сцены сказать, что эта речь – твоя заслуга, но я…
– Знаю, – улыбнулась вдруг Горкина. – Зазнался немного. Ну, как же: поклонники, аплодисменты, всеобщий восторг.
– Ага, – с усмешкой кивнул Дима.
– Прощаю, – сказала девочка и пошла по своим делам.
Дима смотрел ей вслед. Ему по-прежнему было немного стыдно перед одноклассницей. Но чем дольше смотрел, тем больше вдруг начал осознавать: в душе, где-то очень глубоко, стало расти к Свете новое чувство. О, мальчишка догадывался, какое именно. То была влюбленность, которая, – он испытывал её много раз – вскоре расцветет пышным цветом. Это значит – он станет каждый день искать глазами Горкину, едва та войдет в класс, и будет мучиться, когда она станет пропускать занятия.