Возвращался с помпой. Да что там! Сам Юлий Цезарь на Палантине так не выглядел в день своего триумфа, как Дима в это мгновение: он шел, неся ведро воды на вытянутой руке, притом на двух пальцах. И вид у него при этом был… победоносный. Только вот достойных зрителей, которые бы рукоплескали этому невероятному зрелищу, не оказалось. Единственная в их дежурной компании дама в этот момент протирала подоконник, обратившись к двери спиной, а Сашка что-то рассматривал на карте Великобритании, висящей на стене.
Дима вошел, понял, что впечатления не произведет, да и плюхнул ведро об пол с досады. Оцинкованное железо глухо стукнуло об покрывающий бетон линолеум, вода радостно выплеснулась мальчишке на штаны. Да так сильно, что угодила прямо на ширинку: по ней стало расползаться огромное мокрое пятно.
И надо ж тому было случиться, что на звуки обернулись оба одноклассника. Сначала непонимающе глянули, а потом, увидев красное от смущения лицо Димы и здоровенное мокрое пятно на причинном месте, начали хохотать: Юлька заливисто, закидывая голову назад, Сашка – словно камнями сыпал, раскатистым голосом, которым его, как и высоким ростом, Бог не обидел.
«Обоссался! Хахаха! Ой не могу!» – принялся комментировать Сашка, хватаясь руками за живот и укладываясь на ближайшую парту, поскольку хохот согнул его длинное нескладное тело пополам. Юлька хоть и не сказала ничего, но тоже смеялась, пока ее лицо из привычно бледного не стало пунцовым. Она даже принялась вытирать тушь, потекшую по тонкой коже.
Всё это время Дима стоял, плотно сжав губы и стараясь не расплакаться. Сашка-то ладно, фиг с ним, с паразитом! Хотя друг ещё называется. Мог бы и промолчать. Ну поржал, ладно, рот-то зачем было раскрывать?! При Юльке! Желание вот прямо здесь разреветься от обиды мальчишка сдержал, поскольку довольно быстро его сменило другое – желание надавать Сашке по красной физиономии. Двинуть чем-нибудь тяжелым, прямо по торчащим двум передним зубам, из-за которых он порой напоминал кролика.
Но драться Диме никогда раньше не приходилось: человеком он себя считал гуманным, спокойным. Потому, когда его сильно обижали, только мечтал, как надает обидчику по загривку, а в реальности до подобного дело не доводил. Вот и теперь не стал раздувать обиду. Отряхнул капли воды с одежды, молча подошел к лентяйке с тряпкой, потом яростно макнул ее в воду, выжал тяп-ляп и стал возюкать по полу из стороны в сторону, тяжело сопя носом.