– Эта мушка дорого стоит, – да-да
именно такими были мои первые слова в окружении
фантомов.
Дама смутилась и, чуть прикрывшись
веером, произнесла:
– Спасибо, ваше высочество.
– Пожалуйста, – промямлила я, еще раз
обводя глазами то пространство, что занимали приведения. Колонны,
стрельчатые окна, кровать под балдахином. Ничего из этого у меня в
комнате не было. Да что там. Это вообще незнакомое место, где я
проснулась по неведомой для меня причине.
Осторожно ущипнув себя за руку, я
взвыла от боли и, только тут до конца осознав, что не сплю,
заорала.
От моего вопля призраков как ветром
сдуло. Несчастный художник уронил свою работу, а на лютне
менестреля лопнули три струны.
В окнах задрожали стекла, а с
балдахина на меня посыпался какой–то мусор.
В сером облаке пыли я, чихая и вереща,
словно простуженная банши, выползла из кровати и начала метаться по
комнате, не зная, за что хвататься.
В какой-то момент воздух в легких
кончился, и я шлепнулась в кресло, которое тут же подозрительно
скрипнуло, а после с хрустом сломалось под моим весом. Я больно
ударилась пятой точкой, а еще зацепилась за что-то локтем, и
приложилась головой к мраморной колонне. В голове
загудело.
– Помогите! – простонала я, стараясь
выбраться из злополучной ловушки.
Первой на зов явилась дама с мушкой.
Видимо, она и при жизни была не из трусливых, так что посмертие не
испортило ее нрав.
– Ах вы, бедная овечка, – вздохнула
она, – давайте же, поднимайтесь. Ну, вот так, да можно ползком,
только аккуратней, тут щепки, вы же не хотите посадить
занозу?
Я отрицательно помотала
головой.
– Вот и славно! – обрадовалась
дамочка, – так, еще не много, ну вот, стоите?
– Да,– всхлипнула я, потирая те места,
которым особенно досталось.
– Ой, ваше высочество, – вдруг
переполошился призрак, – понимаю, мы тут вдвоем, но это не прилично
трогать то, что вот вы сейчас трогаете, – она нахмурилась и
погрозила мне пальчиком будто нашкодившему ребенку.
– А если у меня зад болит? –
огрызнулась я.
– Терпите, – тут же посоветовала мне
дама, – в вашем роду все отличались терпеливостью, – она гордо
вскинула подбородок, точно гордясь моим родом как своим, а затем
вдруг стушевалась и уже тише спросила: – Вы же из наших?
– Я не знаю, из кого я, по вашему
мнению, – фыркнула я, аккуратно присаживаясь на край кровати, – но
одно могу сказать точно: я хочу домой.