– Уговорил, не буду, – соврал Дарк, не веривший ни в воровские, ни в иные приметы.
Попрощавшись с хозяином таверны легким кивком, Аламез направился к выходу. Хоть от текущего дня и осталось меньше половины, но зато он, как, впрочем, и последующая за ним ночь казались моррону многообещающими, способными принести ему много нового и основательно поменять его жизнь. Надо признаться, предчувствия не обманули Дарка: уже миновавший свою середину день приготовил для него незабываемые события и впечатления, только не совсем те, на которые он рассчитывал.
* * *
Хорошо одетому горожанину нечего делать в бедняцком квартале ни ночью, ни днем, конечно, если ему дорога жизнь, а истосковавшаяся по острым ощущениям душа не зовет его на поиски злоключений и неприятных впечатлений. Степенный, состоятельный городской люд обычно чурается нищеты, которая его страшит гораздо больше, нежели грозный вид рассвирепевшего, несущегося прямо на него вепря. Однако некоторым живущим в относительном достатке и благоденствии жителям столицы все же приходилось посещать днем Старый город: одним – по торговым или служебным делам; другим – из-за жажды плотских утех. Возможно, бордели существовали и в менее опасных местах Альмиры, но там они наверняка открывались только ночами, а ведь к вечеру почтенные отцы уважаемых семейств, которым, кстати, ничто человеческое не чуждо куда сильнее, чем презираемым старыми девами холостякам, должны были возвратиться к домашним очагам, дабы и дальше безропотно играть скучную роль верных супругов.
Дарк не был похож ни на степенного торговца, торопящегося в цеха по делам, ни на невзрачного клерка одной из городских служб, поэтому его появление возле борделя – а иной дорогой к цехам каменщиков не пройти – вызвало настоящий ажиотаж. С дюжину обнаженных по пояс девиц высунулись из окон порочного, но крайне необходимого в любом городе заведения и наперебой, порой ругаясь между собой, а порой и метко кидаясь шпильками, принялись зазывать выгодного клиента, то восхваляя его мужественный вид, то осыпая прельстительными обещаниями самых изысканных ласк. Восхитительная панорама выставленных напоказ двух дюжин женских прелестей, естественно, пробудила в Аламезе желание, и он уже подумывал отложить свои дела на часик иль два, но память вновь пришла на выручку моррону, извлекши из своих глубин красочные воспоминания из досуга бывшего имперского офицера.