– Какой отказ, вы рехнулись, молодой человек?! Её оперировать
надо! Она еле живая на поддерживающей терапии, пока вы где-то
шляетесь! Там может и гематома, плохо визуализируется. Но на
срочную-то однозначных показаний нет, я никак такое не могу! А не
хотите ждать и бояться – людей отблагодарить надо будет за
внеплановую операцию, понимайте!
Прохладные руки потихоньку подтянули меня в сидячее положение.
Дрей сел позади, крепко обнял со спины, подперев, и задышал в
висок. Боль снова немножко притихла. Не как от поцелуя, но жить
вроде можно...
Я сфокусировалась и увидела перед собой на коленях подушку, на
ней листок с мелким печатным текстом и ручку сверху. На всякий
случай уточнила:
– Это отказ или про операцию?
– Отказ, дорогуша! Он хочет вас забрать, это равносильно
убийству! Я полицию сейчас вызову, понимайте, потому что его на
вменяемость следует проверить и на алкоголь!
– Не надо полиции, Палыч, – я подняла ладонь в примирительном
жесте. – Мы просто сейчас уедем в другую больницу, это я его
попросила. На вашу у нас… ну... денег нет. Вот.
Единственного намёка на финансовые затруднения хватило: Палыч
моментально заткнулся и даже перестал картинно сопеть, как
разгневанный носорог.
Я подмахнула бумагу и упала назад, в надёжные объятия.
Дрей вынес меня на улицу прямо в чужом нелепом халате на голое
тело. На его локте болтался пакет: видимо, мои вещи. Но сил
переодеваться нет, он всё делает правильно...
– Потерпи, Элис, нужно залезть в машину.
Валь поставил меня на ноги возле жёлтого такси и открыл
дверцу.
– Почему… не твоя машина? – проскулила я, потому что ужасно не
хотелось никаких посторонних людей.
– Моя останется здесь, мне нельзя сейчас за руль. Давай, Элис,
пригни голову!
В такси я поняла, почему нельзя за руль...
Дрей сразу притянул меня и снова поцеловал. Оторвался от губ,
перешёл на лицо, ключицу, руки. Тормошил и обнимал, что-то шептал и
просил… Снова вернулся к губам.
Я совсем ничего не соображала, но чувствовала тепло и... свет.
Какой-то бесконечно правильный, удивительный свет...
Куда и сколько мы ехали, я тоже совершенно не понимала. Было
очень хорошо и совсем немножко больно.
Но после такси, даже на руках у Дрея, снова стало плохо. Все
поцелуи остались на коже. Каждый. Но они были теперь, как тающие
снежинки на раскалённой сковородке: мы растревожили травмы, они
кусали нутро и грызли голову.