- Какой ты настоящий, а, Юрас? - тихо спросила я, отворачиваясь:
- Когда притворялся - тогда или сейчас? Ты хоть помнишь, что
творил?
- Не знаю... я сам еще не разобрался. Разве так бывает, что
только увидел и пропал? У меня такого еще не было. Думаю вот – не
пару ли в тебе почуял, а? Дала бы поцеловать разок, я бы все и
понял, - лукаво улыбался он, - говорят, что первый раз звезды перед
глазами зажигаются, а остальной мир меркнет. Мирно и тихо
становится, только звенит что-то тонко так... как свирель. И две
души дом свой находят.
- У меня так было – мирно и тихо, - вздохнула я, - только без
звезд... и без свирели.
- В любви крышу сносит, тихо и мирно не бывает. Я не про то, -
злился он, - не про уют. Ты не понимаешь. Хорошо, что сказала,
теперь я знаю, что не пара он тебе.
- Да что ты знаешь? Откуда?! – вскочила я со скамьи, – ты…
ладно, считай - договорились. Ко мне не пристаешь, будем
разговаривать и только. Хотела спасибо тебе сказать за дорогу и
заботу - говорю вот... Постарайся и дальше не испортить все. Здесь
тесно, не разбежаться и не спрятаться, так что враждовать нельзя -
тяжело жить будет. Будь ласков, держи себя в руках.
- Договорились. Буду… ласков, – усмехнулся смирно, – но и ты
тоже…будь.
На третьей неделе я вешала амулеты от приворота на всех
«выздоровевших» воинов. Юрас сегодня отпускал пятерых на посиделки
в деревню и провожали счастливчиков всем отрядом. Остальные тоже
оживились и повеселели, а мы с Тарусом спокойно вздохнули. Хотя для
меня с окончанием "лечения" ничего не изменилось – и до этого со
мной обращались приветливо и бережно. И скучать тоже не давали. То
и дело слышалось:
- Дарина, что еще в котел кинуть? Скажи хитрость какую, чтобы
меня за обедом все хвалили!
- Дарина, я им говорю – печка дымить начинает, слышно же -
пробивает где-то в щель! А они не чуют. Зайди-ка сюда, рассуди.
- Дарина, готово! Пошли! С вечера еще лунку макухой закормил,
рыба уже должна подойти.
- Дарина, песни петь сегодня будем? Соглашайся, а то они без
тебя – никак…
И так целый день. Всем было до меня дело. Я не сердилась,
посмеивалась. Понятно было, что ко мне относятся, как к сестренке.
И я тоже старалась – и готовить каждый день помогала, и рыбу ловить
ходила, и песни с ними пела.
К этому времени крепостца превратилась для меня в дом родной. Я
оценила баньку, из села подвозили свежую и вкусную еду, так что и
кормились стражи лучше некуда, хоть и без особых изысков. Правда,
вместе с молоком и хлебами во двор все норовили просочиться местные
девицы, но их быстро выпроваживали, расплатившись за товар.