Нет, вы не подумайте, будто герой наш какой-нибудь пропащий пьяница, или, не приведи Господи, алкоголик. Вовсе нет. Просто так получилось, что…
Впрочем, постойте. Давайте обо всем по порядку…
* * *
Тонкий солнечный луч сверкающей спицей пронзил засиженное мухами оконное стекло и, отразившись в мутном треснувшем зеркале, юркой белкой проскакал по стоящим в шахматном порядке панцирным кроватям.
Прыг-скок,
прыг-скок,
прыг-скок.
Не ведая преград, бойкий зверек солярной породы шустро вскарабкался по обшарпанной, видавшей виды этажерке, ловко перемахнул с неё на выкрашенную в цвет морской капусты тумбочку, а уже с оной стремительно десантировался прямиком на макушку расположившегося в дальнем углу человека.
Обладатель углового койко-места никак не отреагировал на вторжение непрошенного гостя. Он мирно спал, изредка издавая громоподобные хрюки и руладообразные чваки.
Неугомонный солнечный грызун осторожненько соскользнул с темечка, повис на оттопыренном ухе золотистой клипсой, затем, хохмы ради, лизнул хрюкающе-чвакающего спуна в поросшую жесткой каштановой щетиной щёку. Никакого результата. Тогда огненно-рыжий хулиган принялся щекотать упрямому соне ноздри. Опять-таки безуспешно. Оставалось последнее средство, и оранжевый озорник не отказал себе в удовольствии им воспользоваться. Он ухватил дрему за длинные белесые ресницы, оттянул хорошенько веки и выверенным движением залихватски полоснул лежебоку по глазам солнечной бритвой…
* * *
Иван Петрович Семёнов вскочил, что ужаленный. Сон как рукой сняло.
Не по-осеннему яркое солнце слепило, словно электрическая лампа на допросе у следователя НКВД. Перед глазами плыли радужные круги, голова гудела, точно огромный колокол, в который что есть мочи колотил небезызвестный нотр-дамский горбун. В горле пересохло, а во рту будто кошки, извиняюсь, нагадили. Порой Ивану Петровичу казалось, что кошкам явно пособляли собаки, а, возможно, даже и мыши с голубями.
– Где я? – Семёнов ошалело оглянулся по сторонам.
Пол. Потолок. Четыре стены, выложенные некогда белым, а ныне – желтоватым в разводах кафелем. Задранная невесть на какую высоту узкая бойница единственного, почему-то зарешеченного, окна. Застеленные казенным проштампованным бельем панцирные кровати. Этажерка времен, уж коли не очаковских, и не покорения Крыма, то наверняка эпохи передачи Таврического полуострова Украинской ССР. Пошедшее паутиной микроскопических трещин зеркало, подозрительной расцветки тумбочка и шаткий, не вызывающий абсолютно никакого доверия табурет. Вот и вся вам обстановочка. М-да…