Его квартира ничуть не походила на то, что я ожидала увидеть.
Она была большой, просторной и светлой. Чистой, ухоженной, никаких
тебе сломанных дверных ручек и разбитых полов.
— Добро пожаловать! — объявил Костя. — Надеюсь, тебе здесь
понравится.
«Сомневаюсь.»
— Пожалуйста, чувствуй себя как дома и не стесняйся говорить,
если что-то не так и, если тебе что-то нужно, тоже. Помни, ты
можешь обратиться ко мне по любому вопросу и в любое время.
«Ну да.»
— Спасибо, — сказала я. Не потому что чувствовала благодарность.
Просто я была вежливым человеком и, к тому же, ненавидела неловкие
паузы и неудобство, которое они создают.
Наверное, стоило сказать что-то еще, но на большее даже моей
вежливости не хватало. Я не собиралась расстилаться в
благодарностях перед человеком, которому еще неизвестно что надо.
Чего он ждет за свои «труды»? Я не просила его становиться моим
попечителем. Я не умоляла о жизни под одной крышей. Мне, вообще-то,
есть где жить. И я не виновата, что оказалась в той ситуации, в
которой оказалась.
Или виновата? В глубине души — так далеко, что я опасалась туда
заглядывать, — меня грызли сомнения. Что, если мама сбежала сейчас
и сбегала всегда не потому что это она такая, что, если она сбегала
от меня? Это я такая. Это во мне что-то неправильное. Снова и
снова, как эхо, летящее сквозь время, вспоминались слова отчима:
«У этой твоей девочки, вообще, все дома?» — и ведь нечто
подобное он выдавал не один раз. Это во мне есть что-то, что
заставляет людей от меня ускользать. Ведь не мама это начала,
первым был отец.
Он ушел, когда мне было четыре. Мама думала, я и вовсе забыла,
что он когда-то был. Может, что-то я и забыла, но он никогда меня
не любил, это я помнила. Я помнила свою обиду, когда он сердился,
что я «мешаюсь под ногами» (а «мешалась» я ему всегда), я помнила,
как пряталась, когда он возвращался домой. Я могла проводить часы,
сидя тихо-тихо, в тесном промежутке между шкафом и стеной или на
подоконнике за занавеской, и никто этого не замечал. Что ж, когда
он исчез, я тоже сделала вид, что не заметила.
Жаль, нельзя было продолжить игру «ничего не замечаю» и сейчас.
Хотя... два месяца я протянула. Пошла в школу первого сентября и
продолжала ходить, не пропуская ни дня. Делала домашние задания,
общалась с людьми как ни в чем не бывало. Учителя не удивлялись,
что мама не появляется на родительских собраниях, не отвечает на
звонки и никак не участвует в жизни школы — они к этому привыкли. Я
сдавала деньги, когда нужно было сдавать, я оплачивала коммуналку,
покупала продукты — мои накопления и та мелочь, что мама оставила
вместе с прощальным письмом стремительно подходили к концу, и я
пыталась зарабатывать. Уговорила Светку устроиться промоутером
вместе со мной (одной было страшно), но тайком от нее я стала
подписываться на все возможные заказы.