Впрочем, и мне стоило торопиться: покупки сами себя не сделают,
а список в моём кармане был довольно внушительным. Я зашагала к
магазину со студенческой формой, уже гораздо более уверенная, чем
час назад. А выходя оттуда с кучей свёртков и потрясений, внезапно
увидела проезжающего мимо на гнедом коне мужчину. Он повернул
голову на звон колокольчика. Слегка растрёпанные чёрные волосы,
убранные в хвост, длинный тёмный сюртук, подчёркивающий широкие
плечи; узкие штаны и ботинки из мягкой замши.
Прицельные серые глаза вперились в меня из-под корсарских
бровей. От этого взгляда у меня стало жарко в животе, и к щекам
прилила кровь.
Прижав к груди свёртки, я отметила про себя, что наездник одет,
как один из аристократов-благотворителей в Данрадо. Вот только
иссиня-чёрные волосы были взъерошены, элегантный костюм примят,
полы сюртука топорщились, шейный галстук сполз и почти развязался,
открывая мощную шею.
Кажется, я его где-то видела. Хотя нет, я не много видела мужчин
за свою взрослую жизнь, но ни одного такого... красивого.
Он проехал дальше, в сторону академии. А я подумала, что судя по
мощи и фигуре, это был кто-то, имеющий отношение к боевому
факультету. Кстати, и шпионов наверняка обучают там же.
И по моим рукам пробежали мурашки.
«Замковые» часы, которых оказалось в городке не так уж мало,
успели пробить трижды, когда я, увешанная свёртками; с несколькими
коробками на бечёвке, подошла к воротам академии.
– Пропуск! – рявкнул дюжий охранник с зеленоватой кожей.
Я всячески постаралась предъявить ладонь с невидимой днём
печатью. Глядя на мои потуги, пара проходящих мимо студентов в
синей форме рассмеялись. Свёртки посыпались на брусчатку, и я
протянула руку под нос отвратительной зелёной роже с бородавками на
носу, похожими на застывших на камне крошечных лягушат.
– Проходи! – рыкнул верзила.
Вдоволь навозившись, подбирая одни свёртки, роняя другие, я
всё-таки изловчилась всё собрать и, сердясь на образину,
буркнула:
– Вам стоило бы отдохнуть, господин. И поспать в холоде.
Говорят, тогда цвет лица преображается, а характер добреет.
Лапища с волосатыми пальцами сграбастала моё плечо и завернула к
сторожке:
– Сюда иди!
И кто меня за язык дёрнул?! Кажется, мой язык готов надерзить
всем и вся, отрываясь за годы фальшивого послушания в приюте. Так
недолго и в карцере оказаться даже там, где его нет...