– Вот говорят же: «Ума много, да толку нет», – вздохнула я и
пошла в ванную. Эх, где моя госпожа Дори со своими золотыми
ручками, ненавязчивой услужливостью, с материнской заботой?
Сиреневой Розе Люксембург, с её революционными идеями, не до меня.
Сегодня приём, на котором меня будут представлять семье. Хочу я
этого или нет, но новоявленного папаню позорить не следует. Платья
так и валялись на диване неразобранными, в пакетах. А слуги у вас,
милый папочка, балованные. Не глядя, бросила всё в коробку на
возврат – не хочу монашеских одёжек. Что еще предлагают магазины
для драконесс? Ну, вот же, вот! Премиленькое платье и туфельки к
нему, а стоит оно всего-то... как весь прежде купленный и
возвращенный гардероб.
Жила же я на Земле без горничных и здесь справлюсь. На платье
заклятие разглаживания, а сама – быстренько в ванную. Что-то еще с
причёской придумать надо...
«Я могу войти?» – прошелестело в сознании. Конечно, заодно и
оценишь, достойна ли твоя дочь предстать перед семьёй в таком виде.
Как бы ни храбрилась, но моды местной не знаю. Нет желания стать
«белой вороной» в серебристом платье в глазах местного общества.
Дракон замер в дверном проёме.
– Ну как?
– Ослепительно! Ты будешь самая красивая на этом приёме, – и он
протянул мне шкатулку, размером как стандартный лист писчей бумаги,
обтянутую черным бархатом.
– В таких бриллиантах, конечно же, ослеплю всех, – ахнула я,
открыв коробку. – Не слишком много? Еще и диадема. Обязательно все
надевать?
– Да. Диадема тебе по статусу положена, – отец мягко притянул
меня к себе и нежно поцеловал в лоб. Потом отстранился, внимательно
рассматривая, продолжил: – Хорошо, что так всё случилось. Впервые
увидев тебя, я потянулся к искренности, отзывчивости и смелости,
которые ты излучала. Дрожа от страха, отстаивала интересы чужого
мира, не будучи уверенной в победе. Даже отказалась вернуться
домой, не желая бросать в беде новых друзей. Моя маленькая храбрая
девочка с верным сердцем. Наверное, по сути своей ты всегда была
драконом. Я же в самом начале не понял, что чувствовал к тебе
нежность отца, а не влюблённость.
Мы ходили по залу от одной группы родичей к другой. Чужих, как я
поняла, на этом приёме не было. Мужчины и женщины приблизительно
одного возраста – от тридцати до сорока человеческих лет –
раскланивались друг с другом, сдержанно переговаривались. Но
торжественная часть церемонии не начиналась. Ждали кого-то важного.
Над залом прокатился мелодичный звук, похожий на тот, какой звучит
в аэропортах и на вокзалах, предупреждая о важном сообщении.