Отец какое-то время молча смотрел на меня. Когда до него дошло, наконец, о чем это я, он радостно вскочил и вскинул руки над головой.
– Плюс! – воскликнул он с энтузиазмом. – Ты молодчина, Огаста! Вот это, я скажу тебе, бросок!
Он попытался обнять меня, но я отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.
– Похоже, ты так и не понял. Я не желаю быть отцом. Семь лет я делал все возможное, чтобы избежать этого кошмара. Ну какой из меня отец? Единственный пример, который был у меня перед глазами, ты сам, а это, как понимаешь, не способствовало появлению отцовских инстинктов.
Лицо у Лондона побагровело – явный признак раздражительности, с которой я успел познакомиться еще в детстве. Приятно было сознавать, что я по-прежнему могу вывести его из себя парочкой пренебрежительных замечаний. Отстранившись, он гневно взглянул на меня, после чего вновь уселся на стул.
– Зачем ты приехал сюда, Огаста? – процедил он сквозь зубы. – Выплеснуть на меня свое недовольство?
– Да! – выпалил я в ответ. – Слава богу, до тебя наконец-то дошло! А еще затем, чтобы высказать тебе свою признательность.
Тот взглянул на меня с нескрываемым удивлением.
– Спасибо, что в первую очередь всегда думал только о гольфе. Спасибо, что помог мне почувствовать себя неудачником. Ах, да, и огромное спасибо за то, что я так и не получил от тебя никакой поддержки.
Прежде отец с готовностью вступал со мной в перепалку, но в этот вечер он не спешил обрушить на меня ответные упреки. Вместо того чтобы разозлиться на мои ядовитые замечания, он, как ни странно, заметно погрустнел.
– Признаться, – пожал он плечами, – я так до конца и не понял: ты брызжешь слюной из-за того, что Эрин беременна, или тебе не дает покоя мысль, что я был плохим отцом?
– Из-за всего! Песня одна и та же, только куплеты разные!
– Надеюсь, ты уже закончил? А то мне хочется спать, – спокойно произнес он.
По правде говоря, я был искренне разочарован тем, что мне так и не удалось разозлить его. Мне ужасно хотелось довести его до точки, когда он просто взорвется от ярости. Кому-то это может показаться нездоровым поведением, но такие перепалки с отцом всегда шли мне на пользу. С одной стороны, они служили оправданием моему недовольству, а с другой – позволяли выпустить эмоциональный пар.
Мне не хотелось сдаваться так быстро. Я рассеянно скользил взглядом по комнате, пытаясь найти что-нибудь, что поможет вывести отца из себя. Когда на глаза попалась фотография матери, меня осенило: наконец-то я обнаружил дыру в его обороне! Я подошел к снимку, который знал с детства. Мать на нем оставалась вечно молодой – ей было лишь двадцать с небольшим, когда она умерла для мира и для тех, кто нуждался в ней больше всего.