Единицы, однако, знают на сегодня, что сия изобилующая художественно-лингвистическая роскошь раннего Клеланда есть тот в нём золотой задаток уникального таланта, кой, выведя его сперва в не рядовые новеллисты, контрастно выделив его, этак, среди прочих (Дефо, Хогарта, Ричардсона, кто, также, пытался касаться либертинаж-авантюрных тем), впоследствии сотворил в нём первого из лингвистов-этимологов своего времени, не побоюсь сказать, в масштабах Вселенски-Европейской культуры. Это, в-особенности, есть предмет сего эссе, как равно, и предмет публикации новой книги переведённого мной автора.
До сих пор, биография Клеланда, в ряду авторитетных источников, преподана весьма скудно, и содержит достаточно много пробелов, что, как и прежде, плодит в изобилии число слухов и домыслов касательно его интригующей персоны. Как и с чего он, дескать, официально не доучился; увеселялся ли за своими ранне-литературными занятиями в Бомбее или уже в Британской тюрьме (Флит-Призонъ), где оказался, по-молодости, за долги; так ли точно был одним из членов общества Содомитов, точно ли не был женат или же скрывал своё супружество в глубокой тайне; принадлежал ли к влиятельным маcоническим кругам и, в том, не потому ли, как раз, и был обречён на пренебрежительное к себе, потом, отношение? – так ли вправду, чтобы жить, подчас, под маской инкогнито, а, когда, если и в женском платье, дескать, спасаясь от слежек и предательств; – это ли истинный Клеланд, а если – да, то не в причине ли того самого открытия, по его словам, рокового для всей Восточной части Евразийского Континента, кое и поныне, не известно, существует взаправду или нет? – верно, что всё этакое, извечно, остаётся в предметах любопытств авантюрных критиков и историков. В одной из глав сего переведённого «Этимологического Словаря», Клеланд, в риторической манере, выражает весьма глубокую мысль о том, что истинным свидетелем Истории и Эволюции не может являться что-либо, помимо самого Языка, в нас существующего и проходящего вместе с нами все возраста и все эпохи. Это же можно отнести и к самому Клеланду и, т. ск., воздать ему истинный долг по его же лепте, ибо ничто иное, помимо его собственных произведений не свидетельствует в пользу фактора судьбоносности сей личности в её масштабах и в ипостасях, и если это касательно его серьёзных научных трудов, то – личности, прежде всего, ума незаурядного, а в том, светски и литературно, превелико-эрудированного и просвещённого.