– Спросите у них.
– Как, если они скрываются?
– Вы сами сказали, что они уже взрослые. Это их выбор.
– У вас близкие отношения с дочерьми?
– Да.
– А у вашего мужа? Только не говорите: спросите его.
– Да.
– А на чью сторону они становятся, когда вы ссоритесь? Только не говорите, что вы не ссоритесь!
– Если вы запрещаете мне говорить одно и другое, о какой свободе слова может идти речь!
Общий смех.
– Седьмой канал. Вы считаете, что обладаете чувством юмора?
– Пожалуй, что нет.
Общий смех.
– Но вот вы же смеетесь.
Общий смех.
– Восьмой канал. Вам нравилось завтракать или ужинать только вдвоем с мужем?
– Хороший вопрос. Да.
– Вы завтракаете или ужинаете с ним сейчас?
– Он возвращается домой, когда я уже сплю, и уходит, когда я еще сплю. Вы вообще в курсе того, кем работает мой муж?
Общий смех.
– Девятый канал. Вы искренний человек?
– А вы разве этого еще не поняли?
Общий смех.
– А он?
– А этого вы тоже еще не поняли?
Общий смех.
– Десятый канал. Ваш муж понимает вас?
– Я воспитывалась в такой традиции, в какой жена должна понимать мужа.
Общее одобрение.
– Семнадцатый канал. Вы сильная?
– Да.
– Восемнадцатый канал. Как он по-домашнему называет вас? Или называл?
Общее негодование.
– Я отвечу. Дружочек.
Даже дожди в двух столицах проливались по-разному.
В Питере – тотальная серость и сырость, мрак и сумрак, свинцовое поднебесье, давящее на плечи, впрочем, выносливые, способные вынести не только погоду, не жалуемся и никогда не жаловались.
Хотя в молодости плакать в Питере было хорошо. Слезы смешивались с текучими струйками дождя, скрытые от посторонних глаз. Милые заплаканные московские небеса облегчали душу сами по себе. Понравилось подслушанное в чужом разговоре: сиротский какой-то дождичек. И вдруг неожиданно разверзались хляби небесные, колотило с такой веселой яростью, будто хотело смыть все человеческие грехи, и так же неожиданно проходило, яркой синевой наливались дыры в небесной простыне, они увеличивались, раздвигая тучи, и вот уже солнце овладевало всей территорией, от земной зелени поднимался пар, небо стремительно просыхало, само смеясь своим проказам.
Питер ассоциировался со стылой осенью. Москва – с жарким летом. В Питере болела, в Москве – выздоравливала. В самом начале был период влюбленности в Ленинград. Но тогда она и была влюблена.