Жена обессилевала и затихала.
Потом вдруг напугала его, внезапно открыв глаза на измученном лице и высказав пожелание получить лекарку Чисту.
В течение долгой совместной жизни жена дала ему много радости и много пользы. И не часто просила о чём-нибудь. Поэтому просьбы её имели вес.
Он немедленно собрался в путь, несмотря на ворох смущавших сомнений.
Найдёт ли он старую лекарку? А если найдёт, жива ли она ещё? Говорят, она дряхла, как само время. Успеет ли он обернуться, ведь путь неблизкий? Поможет ли эта Чиста? В уме ли старая?
Изначально это предприятие было столь же малообещающим, сколь трудоёмким. Но он утешал себя тем, что с исполнением последнего желания умирающей ему будет не в чем упрекнуть себя. Теперь уж точно, он сделает всё, что может. Остальное в руках всесильных Богов…
…И теперь, до предела измученный тревогами, поисками и бешеной скачкой, он уселся под колесом повозки, чувствуя, как пот остывает на теле и на холодящей одежде. Столь же остывающей была надежда на благополучное окончание этой истории.
Вернувшись с лекаркой, он даже не взглянул на жену.
Зачем? Всё равно её надо будет хоронить. Тогда и насмотрится.
Чиста с помощью многочисленных суетящихся женщин вымыла руки и согрела их над огнём.
Она явно не видела своими бельмами. Но сразу подчинила себе бестолковость всех окружающих! Неизвестно, как ей это удалось?
Как угадывали они, чего она желает? Старуха просто протягивала крючья своих кистей, и вода тут же лилась на них. Эти кисти отмахивались от полотенца, и оно безмолвно исчезало. Костёрчик будто сам притянул её, а подростки, сторожащие огонь, тут же оживили пламя. Детей же, обыкновенно вякающих и беспрестанно требующих внимания, просто не было слышно.
Муж роженицы, наблюдая эти причудливые взаимодействия, так похожие на соблюдение всеми правил некоей неизвестной игры, даже грешным делом позавидовал старухе. У него самого не всегда выходило так скоро и эффективно добиваться желаемого от всей этой копошащейся оравы.
А старуха, не торопясь, сделала всё, что считала необходимым. Быстро и без лишних движений и слов. В добавок к белой повязке на лбу, пугая окружающих, она повязала такую же на челюсти, зацепив за крючковатый нос и уши.
Потом её на руках, во второй раз, внесли в крытую повозку с роженицей. Там лекарка жестами попросила всех не просто выйти, а отойти от повозки подальше.