…Тогда тишина, медля и выжидая чего-то, спустилась к ним, троим. Двум женщинам и младенцу, чей вход в этот мир сопровождался такой мукой…
Чиста помедлила ещё немного и, будто ощутив появление невидимого, но ожидаемого, вознесла кисти костлявых рук над головой страдалицы, будто грела их над огнём. Осмотрела закатившиеся глазные яблоки, горестно покачала головой. Потом растёрла руки и снова начала медленно опускать их на живот женщины. Костлявые кисти, словно пух, зависли в воздухе. Что ощупывали они там?
Ей определённо что-то не нравилось. Очень не нравилось!
Она хмыкала и фыркала под своей повязкой. Потом торопливо нырнула в одну из своих котомок и бережно вышелушила из обёрток что-то белое.
Это был …крупный белый череп! К чему он был тут?
Если бы муж роженицы увидел манипуляции старухи, он непременно возмутился бы! И поспешил бы избавиться от выстарившейся дуры, чтоб не мешала готовиться к похоронам!
Но он в это время тихо сидел под колесом соседней повозки и, прихлёбывая белёсый тан, отходил от бешеной скачки. Синие сумерки сузили горизонт. По небу резкими росчерками носились летучие мышки. Он тихо любовался наливающейся небесной синевой.
О предстоящих хлопотах с телом жены он решил подумать позже, когда отдохнёт.
***
…Зато лекарка теперь видела всё! И худшие её предчувствия подтвердились. Ох, не зря было остановлено это дитя до рождения!
Закатное солнце резво пронзило основание черепа, наставленного на лежащую женщину. В черепном объёме луч раздвоился в глазницах и высветил невидимое.
Лучше бы ей не знать этого! Как теперь принимать решение?
Лекарку почти не волновало, что у ребёнка, застрявшего на границе Жизни и Смерти, судьба была славная, а смерть позорная, принудительная. Эка невидаль!
Устрашило старую, что славу ему принесёт не что иное, как человечья кровь! И много – горячей крови, стекающей с холодного металла!
…Может, не вмешиваться? Пусть угаснет с миром судьба его несостоявшаяся? Дать умереть одному, ради выживших многих-многих?
Ответы на подобные вопросы по силам лишь Богам.
Но нынче череп всей тяжестью обременял её руки.
Получив свою долю света, он стал почти прозрачным-призрачным, хоть и остался весомым. Будто этим заранее снимал с себя всю вину за решение, которое должна будет принять она.
Нечего сетовать, сама выбрала этот путь, сама за него схватилась!