- Там, - махнул отрок, - две большие лодии идут с чудищами на
носу!
- Какие паруса у них? – Спросил Олечич у отрока. – Полосатые или
нет?
- Полосатые.
- Это даны! – Олечич посмотрел на Божена. – Бегите. Берите женок
своих и детей, и бегите в лес. Даже не думайте защищаться. Все
погибнете. Вас всех убьют. Девок да жёнок похватают и продадут. А
кого из вас живьём возьмут, либо замучают, либо трелями
сделают.
- Какими трелями?
- Рабами! Бегом в лес! – Последнюю фразу Олечич прокричал.
Когда лесовики убежали к своим домам, он посмотрел на Олеся.
- Олесь, бери сестру, козу и в лес. Быстрее.
- Я с тобой!
- Я сказал, берёшь сестру с козой или одну сестру и в лес. Не
перечь мне, отрок!..
Я зашёл в дом. Жданка плакала, вытирая слёзы и пытаясь запахнуть
разорванное на ней платье. И ещё губы её нежные разбиты были.
Заходили желваки у меня на скулах от злости. Надо было уд отрезать
змеёнышу и руки отрубить, которыми он деву хватал, пытаясь
осквернить её, да боль ей причинял. Но с этим я позже разберусь.
Вместе со злостью почувствовал и нежную боль к ней. Если бы я мог,
то принял её страдания на себя. Мне то что, кожа дублёная, да душа
чёрствая – боли и не чувствую. У гридня она словно вторая
натура.
Жданка смотрела на меня и я видел, как она краснеет от стыда. Не
стыдись дева, нет сейчас во мне вожделения к телу твоему. Хотя не
скрою, тянет меня к ней. Хочется почувствовать её в своих руках,
почувствовать сладость губ её и тела её, которое может подарить
настоящий ирий для мужа.
- Ждана. – Сказал ей. – Платье сними. Всё равно в тряпки
превратилось. Надень рубаху Олеся и порты его. Так по лесу тебе
удобней бегать будет.
- Мужские порты? – Удивлённо спросила она, даже перестала
пытаться закрыться. Я видел её нежную девичью грудь, которую ещё не
касался младенец. Я кивнул ей, улыбаясь.
- Мужские порты. Так будет лучше, поверь. Как оденешься сразу с
Олесем в лес бегите, прячьтесь там, схоронитесь. Даны идут. А они
вои добрые и свирепые. Никого не щадят.
- А ты?
- А мне прятаться не вместно. Я гридень.
- Но ты один, Олечич!
- И что? В этой лесной чащобе и один воин. Так что
пошевеливайтесь.
Повернулся к ней спиной. Подошёл к стене, где висела моя бронь.
Надел быстро подоспешник. Потом стал облачаться во вторую свою
железную кожу. Кольчуга с броневыми пластинами, которые не каждая
калёная стрела с бронебойным наконечником способна пробить и меч
прорубить. Наручи. Шелом с полуличиной. Всё, как всегда. Это уже
привычно для меня. Боевой нож с лезвием в локоть на пояс. Меч в
ножны и за спину. Круглый щит пока оставил, как боевой двуручный
топор - секиру. Это им я сегодня секача завалил. На плечо повесил
тул со стрелами. Хорошие у меня стрелы, с калёными бронебойными
наконечниками. И лук хороший, хазарский, тугой. Не каждый его и
натянуть может до уха. А с луком обращаться я умел, не хуже
степняка. Ибо с детства меня учили разные учителя. Батюшку своего
почти не помню, а вот старый, страшный ликом Тур учил мечом биться,
ибо лучшим мечником в Новагороде был. Он же учил меня и с боевым
ножом управляться. Был ещё в дружине Князя Новагорода старый Олав.
Он дан и в молодости прибился к дружине отца Вадима Хороброго. Этот
старый викинг учил меня биться секирой. Ибо нет лучших бойцов с
этими боевыми топорами, чем даны. И удар боевого топора страшнее
удара меча. Так как не каждая бронь выстоит против него и даже не
каждый щит. Умельцы с одного удара прорубали самые хорошие щиты. А
луком управляться, как и конём, меня учил хазарин один. Он тоже был
в дружине князя Новагородского. Причём, тот хазарин был не простым,
а из белых хазар, то есть из элиты, знатного хазарского рода,
боярского по нашему. Бежал он на север Руси от кагана хазарского.
Что-то они там у себя не поделили и пришлось хазарину спасаться. Он
меня и научил стрелять из лука, словно я сам степняк. Держать в
полёте семь стрел одновременно. Это было большое мастерство. Таких
стрелков у северных народов, если и были, то единицы. Так как тут
больше привыкли управляться мечами, да топорами.